Стенание

– Я не слышу Его, ваше величество, – признался я и некоторое время молчал в нерешительности. – Недавно я познакомился с другим адвокатом, его зовут Филипп Коулсвин. Он из так называемых радикалов. Хороший человек. И все же в некотором смысле зашоренный.

– Разве это зашоренность – искать веру, иметь твердые убеждения?

– Может быть, я слишком строптив и своеволен для той веры, как ее понимаете вы и он. А по-вашему, это означает, что я проклят? – тихо уточнил я.

Екатерина замерла в изумлении. Ее лицо казалось бледным в свете свечей. Наконец она мягко проговорила:

– Только Бог ответит в конце концов на такой вопрос. Но Он держит наготове всю радость истинной веры для тех, кто ее примет.

– Правда? – спросил я. – Я могу только гадать, так это или нет.

– Тогда зачем же вы делаете все это для меня? Я прошу от вас все больше и больше. Это ставит в серьезную опасность как вас самого, так и тех, кто дорог вам. Я только что видела, как вы волнуетесь за своих помощников.

– Да, это так. Но ведь Николас молод и безрассуден и ищет приключений, а Барак… – Я вздохнул. – Он уже не молод, но все равно безрассуден и стремится к авантюрам.

Королева внимательно посмотрела на меня:

– А вы делаете это, потому что вас попросила я?

– Я делаю это для вас, из личной преданности, – тихо ответил я. – И еще потому, что, если ваша партия одержит верх, людям может быть позволена некоторая свобода совести и вероисповедания, потому что в этом случае подмастерьев, молодых дворянок и старых священнослужителей не будут сжигать заживо у столба как еретиков на глазах у таких людей, как Рич и Гардинер.

Екатерина потупилась и через некоторое время прошептала:

– Вы хотите сказать: когда умрет мой муж?

И тут слова вдруг потоком полились из меня:

– Люди страшно запуганы, ваше величество. Они боятся, что за любую веру, которая официально одобряется сегодня, их буквально через месяц могут послать на казнь. Это ведет не к истинной вере, а к осторожному, полному страха фарисейству. Страха перед тюрьмой и костром, – тихо добавил я.

– Я тоже боюсь этого, – кивнула моя собеседница. – Иногда в последние месяцы я бывала так поражена страхом, что еле могла встать с постели, не говоря уже о том, чтобы говорить и вести себя как подобает королеве. – Она содрогнулась.

Мне очень хотелось прикоснуться к Екатерине, утешить ее, но я не смел этого сделать. Какое-то время мы молча стояли напротив огромного причудливого камина, где над решеткой резвились высеченные на панелях геральдические звери. Мэри Оделл дожидалась в нескольких ярдах от нас, скромно сложив перед собой руки.

Наконец королева глубоко вздохнула.

– Моя семья надеется, что когда-нибудь я стану регентшей при принце Эдуарде, – тихо проговорила она. – Если это случится, не будет никаких сожжений, никаких преследований. Правила управления Церковью будут пересмотрены, исчезнет смертная казнь. – Она сардонически улыбнулась. – Но Сеймуры, как дядюшки будущего короля, считают, что у них больше прав на это. Хотя я уверена, они тоже захотят смягчить суровость нынешних законов. Одно время мы вместе противостояли Гардинеру и его сторонникам, но в будущем… Все в руках Божьих. – Ее голос зазвучал более страстно. – Я утешаюсь тем, что будущее в Его руках. Наш долг – быть Его рабами и верными слугами на этой бедной, жалкой земле. – Она снова склонила голову. – Но я нарушила свой долг, когда вопреки советам архиепископа, исключительно из гордыни, сохранила рукопись книги, не пожелав ее уничтожить.

– А мой долг – вернуть собственность, украденную у благороднейшей леди, и призвать к ответу убийц. Это все, что я могу обещать, ваше величество. Я не могу обещать поисков веры.

– Это больше, чем сделали бы для меня прочие подданные, во всяком случае многие из них. – Королева улыбнулась, а потом импульсивно подняла руку, словно собираясь коснуться моего локтя, но тут же уронила ее обратно.

Когда она заговорила снова, ее голос звучал ровно и даже несколько формально:

– Час уже очень поздний, Мэтью. Мэри может приготовить для вас комнату во внешних апартаментах, чтобы вы переночевали во дворце. А завтра утром уйдете. Я знаю, у вас много дел.

Мне нашли место у ворот – большую комнату с тростниковой циновкой и удобной кроватью. Я спал крепко и проснулся поздно: солнце уже поднялось высоко и с широкого двора за окном доносился говор людей. Было воскресенье, и звонили церковные колокола внутри дворцового квартала и за его пределами. Мне вспомнилось, что вчера состоялись похороны Билкнэпа, о которых я совсем забыл. Интересно, пришел ли на них хоть кто-нибудь? Что же касается его последнего злорадного заявления… возможно, эта тайна умерла вместе с ним.

Я торопливо оделся: мне нужно было доставить сообщение Стайсу, а кроме того, я хотел поговорить с Николасом. Выйдя из апартаментов, я увидел людей, собравшихся с трех сторон двора у помещения королевской стражи. Слуги, придворные, чиновники – казалось, все сошлись в этом месте. Чуть поодаль я заметил Уильяма Сесила и протолкался сквозь толпу, чтобы поздороваться с ним.