Стенание

– Николас, вчера ты увидел, что дела, коими я занимаюсь, касаются высочайших лиц страны. Персона, на которую я работаю, по положению еще выше Рича.

Парень вытаращил глаза:

– Неужели сам король?!

– Нет, не так высоко. Николас, помнится, однажды ты рассуждал о религиозных распрях, которые разорили эту страну. И сказал, что хотел бы полностью прекратить их все, чтобы тебя оставили в покое и ты бы не вмешивался в веру других. Я бы тоже желал этого всей душой. Но расследование, которое я сейчас веду, касается распрей при дворе. На одной стороне те, кто хочет не только сохранить мессу, но и даже вернуться под юрисдикцию папы римского. На другой – те, кто намерен покончить с остатками католических обрядов. Участие в этой борьбе может привести к пыткам, убийству и сожжению на костре, причем, не скрою, кое с кем подобное уже случилось.

Овертон молчал. Я видел, что слова мои произвели на него впечатление.

– Вы так и не открыли мне, на кого именно работаете, – наконец проговорил Николас.

– И не смогу сказать, пока ты не поклянешься держать это в тайне.

– А Джек тоже работает с вами?

– Да. Он настоял.

– И вам нужна еще помощь?

– Да.

Молодой человек невесело улыбнулся:

– Раньше никто и никогда не просил у меня помощи.

– Я совершенно честно предупреждаю: для тебя может быть лучше остаться в стороне. Не потому, что я сомневаюсь в твоем мужестве или преданности, а из-за огромной опасности. Как я говорил вчера, я могу устроить тебя к другому барристеру. Николас, ты не должен думать только о себе. Подумай о родителях, о наследстве, о своем будущем джентльмена. – Я улыбнулся, подумав, что это тронет ученика, как ничто другое.

Однако его реакция меня удивила. Он заговорил с внезапной злобной горечью:

– Мои родители! Я говорил вам, сэр, почему приехал в Лондон. Отец и мать хотели женить меня на девушке, которую я не любил. Но, как вы знаете, я отказался…

– Да, и поэтому тебя послали в Лондон изучать право. Уверен, к тому времени, когда твое обучение закончится, родители уже перестанут сердиться и, возможно, даже начнут уважать тебя за твой поступок.

– Да никогда такого не будет, – горько сказал Овертон. – Отец предупредил, что, если я не женюсь по его выбору, он лишит меня наследства. Он послал меня изучать право, чтобы убрать подальше с глаз долой. И мать тоже его поддерживает, она настроена даже еще более решительно, чем отец. Сказала, что раз я отказываюсь выполнить их волю, то я не мужчина и не сын ей. Так что на наследство мне рассчитывать не приходится. – Юноша злобно посмотрел на меня.

– Это звучит очень жестоко. Но слова, сказанные в гневе…

Молодой человек покачал головой:

– Родители не шутили. Я видел это по их лицам, когда они говорили мне это. Хорошо помню ту внезапную слабость, когда я понял, что они меня не любят. – Ник вдруг закашлялся, и пришлось некоторое время подождать, прежде чем он смог продолжить. – Мать с отцом уже наняли юристов, чтобы узнать, как не допустить меня к имуществу. Они передадут его моему кузену, молодому хлыщу, который охотно женится хоть на одноногой карлице, если та принесет ему богатство. Нет, мастер Шардлейк, мои родители серьезно взялись за дело. – Он потупился и стал разглаживать простыню на неубранной постели. – Я их единственный ребенок. Это моя беда, как и их самих.

– У меня тоже нет ни братьев, ни сестер. Да, в этом есть свои минусы, хотя мне никогда не было так тяжело, как тебе.

Николас обвел взглядом комнату, посмотрел на сваленные кое-как книги по юриспруденции:

– Иногда право кажется мне интересным, хотя порой все это напоминает крыс, грызущихся в мешке. Взять хоть Изабель Слэннинг…

Я улыбнулся:

– К счастью, такие случаи редки. А какие дела кажутся тебе интересными?

– Такие, где можно посочувствовать клиенту, где видишь, как можно исправить несправедливость.

– Нельзя помогать только тем, кого ты одобряешь. Однако в осеннюю сессию ты, вероятно, сможешь ассистировать мне по делам в Суде палаты прошений.

Парень состроил гримасу:

– Мужичье судится с джентльменами, которые испокон веку являются естественными их правителями?

– Разве не все имеют равные права прибегнуть к закону, как и иметь определенные религиозные воззрения?

Николас в ответ лишь пожал плечами.

– Возможно, ты увидишь все в ином свете, если поработаешь над такими делами, – добавил я.

– Не знаю. Сейчас я хочу одного – активной жизни в стремлении к благородной цели. Даже если это означает новое похищение. – Овертон улыбнулся, и его большие зеленые глаза просияли.

– Хочешь, чтобы твоя деятельность была наполнена высоким смыслом?

Он поколебался, а потом сказал:

– Да, пожалуй.

Теперь я понял, по какой причине молодой Овертон стремится к жизни, полной авантюр: он хочет избавиться от воспоминаний о том, как недостойно обошлись с ним собственные родители. Я вспомнил историю, как Николас дрался с кем-то на мечах из-за проститутки, и подумал: если этот парень не найдет столь нужных ему приключений со мной, он может найти их где-нибудь еще и закончит плохо – у него есть тяга к саморазрушению. А так я, по крайней мере, буду рядом и смогу направлять его и сдерживать.