Стенание

Рано утром на следующий день я сидел за завтраком, угрюмо изучая отпечатанный циркуляр из ведомства Пейджета, который принес мне клерк Роуленда. Там подробно расписывались обязанности тех, кто будет дожидаться д’Аннебо на улицах, чтобы поприветствовать самого адмирала и его свиту, когда гости будут проезжать по Лондону. Представители судебных иннов должны стоять вместе с сановниками из Сити у собора Святого Павла и радостными криками встречать проезжающих французов. Также мы будем присутствовать на приеме адмирала, который принц Эдуард даст в Хэмптон-Корте через два дня, и на великом пиру, назначенном на следующий день. Лично меня не радовало ни одно из этих мероприятий, и я все еще пребывал в печальном настроении: после расставания с королевой остался неприятный осадок, поскольку выполнить ее задание так и не удалось. Поэтому я был немногословен с Мартином, когда он прислуживал мне утром, и излишне раздраженно заметил, что в масленке почти не осталось масла. Как всегда, Броккет сохранил невозмутимый вид, извинился и ушел на кухню, чтобы принести еще.

Когда он вернулся, я сказал:

– Извините, Мартин, я сейчас был с вами груб.

– Вы абсолютно правы, сэр, – спокойно ответил эконом. – Я должен был проверить масленку. Хотя ее выставила Джозефина.

Я нахмурился: Броккет не упустил случая упрекнуть девушку.

– К вам визитер, – объявил Мартин. – Мастер Коулсвин из Грейс-Инн.

– Филипп? Попросите его подождать, – велел я. – Я сейчас буду.

Управляющий поклонился и вышел. Интересно, зачем пришел Коулсвин? Не передумал ли он расследовать историю трагической гибели Питера Коттерстоука?

Вытерев губы салфеткой, я вышел в гостиную. Филипп с задумчивым выражением на своем красивом лице смотрел в окно на сад, сияющий под августовским солнцем. Он обернулся и поклонился:

– Извините за ранний визит, Мэтью. Дай вам Бог доброго дня!

– И вам тоже. Рад вас видеть.

– У вас прекрасный сад.

– Да, жена моего эконома тщательно за ним ухаживает. Как поживает ваша семья?

– Спасибо, все здоровы. И мы с женой очень рады, что государственные дела… уладились.

Я предложил гостю сесть. Он сложил ладони и сказал серьезным тоном:

– После нашего разговора на прошлой неделе я долго боролся с совестью. Размышлял о своем долге перед Богом.

– И?.. – подбодрил его я.

– Решил, что не могу оставить это дело так. Если мой клиент каким-то образом замешан в смерти своего отчима, то это преступление перед Богом и людьми. И я не только не смогу в дальнейшем представлять его интересы, но даже буду обязан по меньшей мере рассказать обо всем викарию, который печется о наших с ним душах. – Филипп глубоко вздохнул. – В прошлое воскресенье после церковной службы я поговорил с Эдвардом, объяснил ему, что мне рассказали о гибели их отчима, и поинтересовался, не связана ли каким-то образом эта история с той неприязнью, которую он питает к Изабель.

– И как Коттерстоук к этому отнесся?

– Он страшно рассердился. Сказал, что тот старый барристер не имел никакого права распространяться о делах, по которым его покойная мать консультировалась с ним, пусть даже это и было много лет тому назад, и что мне не следует слушать всякие сплетни.

– Строго говоря, он прав.

Филипп наклонился ко мне с упрямым видом:

– Да. Но видели бы вы, в какой свирепой манере Эдвард отреагировал! Он был взбешен, но в то же время и серьезно обеспокоен. Здесь что-то кроется, Мэтью, нечто весьма серьезное.

– Я тоже заподозрил неладное, еще когда Изабель была моей клиенткой, – кивнул я и, сделав небольшую паузу, спросил: – Ну и что дальше?

– Полагаю, нужно поговорить со старым слугой Воуэллом. Делать подобное без инструкций Эдварда – нарушение правил, но тем не менее я считаю это своим долгом. – Мой коллега плотно сжал губы. – Сегодня же пойду к нему.

– А можно и мне вас сопровождать?

Поколебавшись, Филипп все же кивнул, и на лице его мелькнула робкая улыбка, которой я прежде у него не видел.

– Да, я буду только рад. Я и так нарушаю правила, а как гласит пословица: «Если уж тебе суждено быть повешенным за кражу ягненка, то почему бы не украсть еще и овцу?» – Он глубоко вздохнул. – Пойдемте прямо сейчас. Я приехал на лошади. Мы можем сразу отправиться туда.

Я велел Тимоти седлать Бытия, а потом послал мальчика в контору с запиской, что приду позже.

Было все еще рано, и город только-только оживал, когда мы подъехали к дому покойной миссис Коттерстоук. Я то и дело оглядывался: у меня появилась такая привычка после той стычки на причале. Но если за мною все еще следили, в чем я сомневался, то это делал кто-то необычайно ловкий. Но, скорее всего, теперь, когда из кружка Грининга больше никого не осталось в живых, кроме Вандерстайна, который находился в бегах, нужда наблюдать за мной отпала.