Стенание

– А вы не знаете, сэр? В типографии случился пожар две недели назад, ночью. Двое нищих, безработные попрошайки, забрались туда, и один из них опрокинул свечку. Вы же помните, постройка была деревянная, и она быстро загорелась. Пресс несчастного Армистеда – единственная его ценность – уничтожен, наборы шрифтов превратились в слитки бесполезного свинца. Если бы мы с соседями не бросились заливать огонь, пожар мог запросто перекинуться и на мой дом тоже. И на другие здания.

Я знал, как быстро огонь распространяется в Сити летом: люди правильно боялись пожаров. Лондонцы были очень осторожны со свечами в жаркое сухое время года.

– А те двое убийц все еще в столице, – добавил Джеффри. – Светловолосый и лысый.

Я напрягся:

– Дэниелс и Кардмейкер? Вы их видели?

– Да. Я надеялся, что они, может быть, покинули город, но на прошлой неделе вновь увидел обоих в таверне близ Крипплгейта. Я проходил мимо, был базарный день, очень людно, и они меня не заметили. Но я никогда не забуду эти лица. Я тогда подумал, не пойти ли к вам, однако после того, что случилось в прошлый раз, решил, что лучше не соваться.

– Понимаю. А я о них ничего не слышал после той стычки.

И снова я вспомнил, как мне показалось, что за нами следили по пути в порт, о странном звуке, как будто бы кто-то споткнулся о камень.

– В общем, все уже решено, – твердо сказал Оукден. – На следующей неделе мы уезжаем. Я продал свое дело другому печатнику. Но я подумал, что нужно пойти к вам и сказать, что я видел тех двоих. А заодно спросить, нет ли каких-нибудь новостей в расследовании убийства Армистеда Грининга. Ведь тех двоих головорезов кто-то нанял, верно? – Он уставился на меня в упор. – Небось какая-нибудь важная шишка, да? Похоже, они находятся под надежной защитой, если смеют показываться в тавернах.

Я закусил губу. После прошлой встречи с Джеффри я многое узнал: и кто такой Бертано, и как была украдена книга королевы, и что случилось с остальными из кружка Грининга. Но я не нашел ответа на самый главный вопрос – тот, который печатник задал мне теперь: кто же стоит за всем этим?

– Думаю, вы правы, – кивнул я. – Наверное, Дэниелс и Кардмейкер работали на какое-то высокопоставленное лицо, но кто бы это ни был, он тщательно замел следы.

Посетитель не отрывал от меня глаз:

– А та книга? «Стенание грешницы»?

– Ее не нашли. Хотя, – я поколебался, – по крайней мере, ею не воспользовались во вред королеве.

Оукден покачал головой:

– Все это ужасно, просто ужасно…

Я ощутил укол вины, так как в последнее время совсем позабыл о печатнике. О простом человеке, чью жизнь вся эта история буквально перевернула вверх дном.

А мой собеседник добавил:

– Боюсь, могут наступить более страшные времена, хотя охота на еретиков вроде бы и закончилась. Говорят, король вряд ли долго проживет, и кто знает, что будет потом.

Я криво усмехнулся:

– Советую вам соблюдать осторожность. Предсказание смерти короля приравнивается к государственной измене.

– А что нынче не считается изменой? – сказал Оукден с внезапной злобой. – Нет уж, моей семье лучше уехать в деревню. Особых доходов фермерство не приносит, тем более что деньги сейчас обесцениваются каждый месяц, но себя мы, по крайней мере, прокормим.

– Мне очень жаль, что мое расследование навлекло на вас такую беду, – тихо посетовал я.

Джеффри покачал головой:

– Нет, тут виноваты не вы, а те, кто убил моего бедного соседа. – Он встал и поклонился. – Спасибо, сэр, и прощайте. – Он пошел к двери, но, не дойдя, вдруг обернулся и разочарованно произнес: – Я думал, что, возможно, лорд Парр сочтет нужным как-то отблагодарить меня за то, что я тогда тайно пришел к нему сообщить, что случилось той ночью…

– Он не из тех, кто известен своей благодарностью, – грустно ответил я.

Позже в то же утро меня опять неожиданно отвлекли от работы. Из-за двери я услышал голос Николаса:

– Нет! – и какое-то звяканье.

Я поспешил выйти из кабинета и увидел, как Барак и Скелли уставились на Овертона, а тот стоит с красным лицом и дрожит всем своим длинным телом, глядя на письмо у себя в руке. На полу у своих ног я увидел золотую монету в полсоверена – остальные деньги раскатились по комнате.

– Что случилось? – спросил я.

– Да ничего особенного, он просто получил письмо, – ответил Джон.

Николас посмотрел на меня, а потом судорожно сглотнул и смял послание в руке. Скелли вышел из-за своего стола и стал ходить по комнате, подбирая разбросанные монеты.

Овертон холодно проговорил:

– Пожалуйста, Джон, оставьте их на полу. Или нет, положите в ящик для пожертвований в церкви. Я их не возьму.

– Николас, – велел я, – зайди ко мне в кабинет.

Мой ученик немного постоял в нерешительности, но потом медленно пошел за мной странной одеревеневшей походкой. Я указал ему на стул, и он сел. Я занял свое место по другую сторону стола, и юноша посмотрел на меня невидящими глазами. Его лицо, до этого красное, медленно побелело. Он явно пережил какое-то потрясение.

– Что произошло? – спросил я его.

Овертон наконец увидел меня и сказал:

– Все кончено. Меня лишили наследства.