Стенание

Тут вдруг решительно вмешался лорд Хартфорд:

– Разве не должны мы сначала выяснить, виновны ли они вообще в чем-либо? Прежде чем переходить к делам, которые король не желает оглашать. – Он сделал ударение на последних словах, наклонившись вперед и вернув епископу его свирепый взгляд.

Тот, похоже, был настроен спорить, но Пейджет поднял руку:

– Лорд Хартфорд прав. Обсуждая, включать ли в повестку дня данный вопрос, мы согласились, что спросим этих людей, нарушали ли они закон. Обвинения касаются только этого.

– Причем обвинения весьма шаткие, – заметил Уильям Парр. – Я вообще не понимаю, зачем мы их разбираем.

Я посмотрел на них обоих. Кому-то явно понадобилось отправить это дело на рассмотрение Тайного совета. Но кому? И с какой целью? Чтобы запугать меня, заклеймить как еретика, предать суду и вынести обвинительный приговор? И через меня добраться до королевы? Интересно, кто из них это сделал? Самым очевидным кандидатом являлся Гардинер, но я знал, как запутанна паутина враждебности и союзничества вокруг этого стола. Я быстро взглянул на своих товарищей по несчастью. Филипп оставался сосредоточенным, хотя и побледнел, а Эдвард теперь выпрямился и внимательно слушал – на его щеки вернулся румянец. Упоминание королевы, вероятно, напомнило ему о том, что я говорил в Тауэре: что этот допрос может затрагивать интриги, которые плетутся религиозными партиями при дворе. Похоже, Коттерстоук, хоть и находился в данный момент в страшном смятении чувств, мог попытаться послужить делу радикалов.

– Тогда перейдем к сути, – неохотно сказал Гардинер. – Прежде всего Совет хочет знать, были ли у кого-либо из вас книги, запрещенные указом короля? Филипп Коулсвин?

Филипп твердо встретил его взгляд:

– Да, милорд, были, но я сдал их все в сроки, указанные его величеством.

– Эдвард Коттерстоук? – Епископ посмотрел на следующего обвиняемого.

– То же самое, – тихо ответил тот.

Гардинер обратился ко мне:

– А у вас, мастер Шардлейк, полагаю, вообще не имеется запрещенной литературы?

Стало быть, я оказался прав: они составляли список всех, кто сдавал книги.

– Абсолютно верно, – невозмутимо ответил я. – Когда вчера утром меня арестовали, в моем доме был произведен обыск, и ничего такого не нашли.

Стивен Гардинер одарил меня отвратительной кривой улыбкой, и у меня мелькнула жуткая мысль: а вдруг запрещенную книгу подбросили мне в дом? Такие случаи были известны. Но епископ лишь сказал:

– А вы когда-нибудь владели книгами, запрещенными указом?

– Да, лорд епископ. Я уничтожил их до истечения срока амнистии.

– Значит, – торжествующе проговорил Гардинер, – он признаёт, что не захотел сдать еретические книги на законных основаниях. Мне известно, мастер Шардлейк, что вас видели за сжиганием книг в саду.

Я уставился на него во все глаза. Вот так номер! Ничего подобного я не ожидал. В тот день в доме был только Тимоти, но он находился в конюшне. Да и не мог мальчик никому донести. Я вспомнил, как он бесновался, когда меня пришли арестовать.

– Я предпочел сам уничтожить их, – ответил я. – В королевском указе говорилось только, что запрещается хранить дома книги из списка после истечения срока амнистии. Так что, строго говоря, я не нарушил закон.

Ризли посмотрел на меня:

– Сожжение книг вместо передачи их властям определенно свидетельствует, что вы хотели скрыть свои истинные воззрения.

– Это всего лишь ваше предположение, – возразил я. – Меня не извещали, что будет вестись список тех, кто сдает книги.

Пейджет натянуто улыбнулся. Он тоже был юристом и оценил мое замечание, хотя Гардинер саркастически пробурчал:

– Чисто адвокатское крючкотворство.

Он по-прежнему гневно и свирепо смотрел на меня, и я подумал: откуда эта агрессия? Неужели он все еще ищет шанс, пусть и призрачный, обнаружить еретика, связанного с королевой?

Лорд Хартфорд снова наклонился над столом:

– Нет, милорд, это не крючкотворство. Речь идет о соблюдении законности.

Уильям Парр решительно закивал:

– Да, вот именно.

Я окинул взглядом весь ряд сидевших за столом людей: враги мои располагались слева от Пейджета, а друзья – я надеялся, что это так, – справа. Сам же Уильям Пейджет, по-прежнему сохраняя непроницаемый вид, сказал:

– Думаю, мастер Шардлейк имел на это право. А нам пора уже перейти к главному вопросу. – Он порылся в ворохе бумаг и, достав несколько листов, через стол протянул каждому из нас по три. Его жесткие немигающие глаза на мгновение встретились с моими. – У членов Совета также есть копии этих писем. Они касаются жалобы бывшей клиентки мастера Шардлейка, миссис Изабель Слэннинг, родной сестры присутствующего здесь мастера Коттерстоука. Сегодня мы вызвали эту даму в качестве свидетеля. – Он обернулся к страже. – Введите ее.

Один из стражников вышел. Лицо Эдварда дернулось, и на нем отразилась страшная мука. Гардинер, сочтя это за косвенное доказательство вины, обменялся с Ризли хищной, волчьей улыбкой.