– Экспертов пока нет. Брата я видела в окно несколько минут назад. Он постучал в дверь, но я не позволила Воуэллу впускать его, пока не придете вы. Думаю, Эдвард скоро будет. – Женщина сверкнула глазами на Коулсвина. – Этот человек – наш враг, а вы ездите вместе с ним.
– Мадам, – спокойно обратился к ней Филипп, – юристы, которые выступают друг против друга в суде, вне его стен должны соблюдать подобающую джентльменам вежливость.
Это еще больше рассердило Изабель. Тыча худым пальцем в сторону моего коллеги, она повернулась ко мне:
– Этот человек не должен разговаривать со мной! Разве нет такого правила, что ему следует обращаться ко мне только через вас, мастер Шардлейк?
По сути, она была права, и Коулсвин покраснел.
– Вот уж действительно – джентльмен! – фыркнула моя подопечная. – Еретик, я слышала, как и мой братец!
Изабель вела себя возмутительно даже по ее собственным меркам. Сказать Коулсвину, что он не джентльмен, уже само по себе было оскорблением, но назвать его еретиком – это являлось обвинением в преступлении, за которое полагалась смертная казнь.
Сжав губы, Филипп повернулся ко мне:
– Строго говоря, ваша клиентка права в том, что я не должен обращаться к ней напрямую. Я и не буду. Лучше подожду в прихожей, пока не прибудут остальные.
И он вышел, хлопнув дверью.
Миссис Слэннинг бросила на меня торжествующий взгляд.
– Ну, теперь они получат на орехи! – заявила она, но, увидев выражение моего лица, насупилась, возможно заподозрив, что я тоже не слишком лоялен.
Хотя, зная Изабель, я не сомневался, что она проявила осторожность и, прежде чем нанять меня, убедилась в моем, по крайней мере нейтральном, отношении к религии.
Затем внимание моей клиентки привлекло движение на улице. Она посмотрела в окно и вся словно бы сжалась на секунду, прежде чем лицо ее вновь обрело прежнюю твердость. Послышался стук в дверь, и через минуту Воуэлл снова впустил Коулсвина вместе с тремя другими людьми. Двое из них были мужчинами средних лет, в которых я угадал архитекторов: они обсуждали разные способы, как маленькие монашеские обители можно превратить в жилые дома. А третьим был брат Изабель, Эдвард Коттерстоук. Я и прежде видел этого человека в суде, но вблизи его сходство с сестрой было еще поразительнее – то же худое лицо с резкими морщинами недовольства и злобы, свирепо выпученные глаза, костлявое тело… Как и остальные присутствующие мужчины, он был в мантии – темно-зеленой, как у всех, кто служил в ратуше, со значком Лондонского Сити на груди. Они с Изабель обменялись ненавидящими взглядами, тем более злобными, что это продолжалось всего лишь секунду, после чего оба отвели глаза.
Два эксперта, мастер Адам и мастер Вулфси, представились сами. Адам был невысоким плотным человеком, с виду весьма добродушным. Приветливо улыбнувшись, он пожал мне руку:
– Да, сэр, странное дело. – Он издал смешок. – Вчера я прочел интересный наборчик документов. Посмотрим, как нам с этим разобраться, а?
По его манере я сразу понял, что Изабель сделала неверный выбор. Адам явно был не так называемым наемником, продажным специалистом, готовым за деньги выдать любое заключение, а обычным архитектором, непривычным к судебным разбирательствам, и, вероятно, согласился поучаствовать в экспертизе, чтобы отвлечься от ежедневной рутины.
Вулфси же, эксперт Эдварда Коттерстоука, оказался высоким мужчиной с суровыми манерами и колючим взглядом. Я знал его как человека, который будет отстаивать насмерть техническую сторону вопроса в пользу своего клиента, хотя по-настоящему он никогда не лгал.
Эдвард Коттерстоук, повернувшись спиной к сестре, хмуро взглянул на меня и произнес сухим хриплым голосом:
– Ну, мастер законник, приступим наконец и засвидетельствуем очевидное? Ради этого я ушел с работы в ратуше – ну просто нонсенс.
Изабель сердито уставилась ему в спину, но ничего не сказала.
Эксперты подошли к стене и стали рассматривать ее с профессиональным интересом. Вошел слуга Воуэлл и бесцеремонно встал у двери, с несчастным видом глядя куда-то между братом и сестрой. И меня вдруг озарила мысль, что он, наверное, знает историю их семьи как никто другой.
Оба архитектора осторожно проводили руками по росписи на прилегающих стенах и тихо о чем-то говорили. Один раз они согласно закивали, и это встревожило как Эдварда, так и Изабель. Потом Адам, опустившийся на колени, чтобы исследовать пол, встал и, отряхнув брюки, спросил:
– Можно нам осмотреть соседнюю комнату?
Мы с Коулсвином переглянулись и кивнули. Эксперты вышли, и их голоса еле слышно раздавались в соседнем помещении. В гостиной же царило молчание. Дети покойной хозяйки дома так и стояли, отвернувшись друг от друга. Эдвард теперь смотрел на стенную роспись с явной грустью.
Через несколько минут архитекторы вернулись.