Степени (СИ)

Уже совсем скоро он стоял, опустив испачканные в краске руки, и обречённо смотрел на раскалывающуюся на куски планету. Питер стоял рядом и молчал, словно давая ему время свыкнуться со всеми последствиями этого рисунка.

Хотя почему «словно»? Он точно делал это осознанно, наверняка зная о том, о чём думает Габриэль. С этим своим серьёзным всепонимающим взглядом.

Питер, Питер… Если бы он знал, о чём просит. Если бы знал.

Гэбриэль прекрасно отдавал себе отчёт в том, что изменение прошлого вряд ли позволит ему снова справиться с голодом – слишком много и слишком тонких условий для этого потребовалось в этот раз, и вряд ли он сможет снова подружиться с Питером, и сын… его маленький Ной… он тоже вряд ли у него будет.

Но на это была хоть какая-то надежда.

А на то, что мир выживет, если они не вмешаются, уже не было.

Его Питер, брат, уже был мёртв, и это была только одна из первых трещин на стеклянном шарике его счастливой жизни. Остальное было делом времени.

Время… всегда – время…

И он достал свои старые поломанные часы с разбитым стеклом, и протянул их своему гостю.

- Сайлар? – недоумённо прочёл тот надпись на циферблате.

- Это мой шрам. Память о том, кем я был. И кем могу стать.

- Они не идут, – покрутил в руках старый механизм Питер, – почему ты ничего с ними не сделал?

- Хочешь получить мои способности – почини их, – Габриэль с каким-то паническим благоговением уставился на ловко вскрытую телекинезом заднюю крышку металлического корпуса. Его жизнь, его ад, его суть – эти часы были символом его дара и его голода, квинтэссенцией чуда и проклятия.

- Прислушайся… Это как симфония. У каждого инструмента своя партия, вместе они составляют идеальную гармонию, – он отошёл в сторону, отвернувшись; не глядя, но чувствуя все действия Питера, и почти шептал, невольно заражая того ощущением священнодействия, заставляя прислушаться к внутренним вибрациям, поддаться желанию узнать, – если поймёшь устройство часов, сможешь понять что угодно.

Послушно поддаваясь мерности его голоса, «ученик» приподнял телекинезом в воздух несколько маленьких деталей, стараясь даже так, на весу, не нарушать схему устройства.

- Причины. Следствие… – продолжал проговаривать «учитель».

Питер исправил пару погнутых шестерёнок и, не замечая больше грубых локальных повреждений, охватил взглядом всю конструкцию.

- Действие. Противодействие.

Представил её единым целым, отбрасывая все несостоятельные способы её соединения, оставляя только один, единственно верный.

- Как изменить будущее…

Шестерёнка покачнулась и, прокрутившись, встала на место; маленькая невидимая пружинка внутри подтянулась на несколько микрон; механизм замер в преддверии новой жизни, и на одновременном выдохе двух людей, оглушительно затикал.

Питер застыл, прислушиваясь к изменениям внутри себя, и вскинул напряжённый взгляд на Габриэля.

- Теперь ты знаешь… – глухо сказал тот, – мне очень жаль…

* *

Наличие способностей у противников не предполагает долгой схватки. В этой битве почти наверняка победит тот, кто дотронется до врага первым.

Многое зависит от везения. Многое – от готовности защитить или умереть.

Но определяющим фактором чаще всего является страх.

Особенно если враг умеет этим страхом питаться, усиливая свои возможности прямо пропорционально внушаемому ужасу.

* *

Наверное, за ним как-то проследили до дома Габриэля. А, может, просто догадались, где можно найти двойника убитого террориста. Всё, что они хотели – это чтобы Питер сдался, и тогда они пообещали не тронуть ни хозяина дома, ни его маленького сына, удерживаемого ими в заложниках.

Ной молчал, но в его глазах была паника. Он смотрел на отца, цепляясь за него взглядом, изо всех детских сил веря в то, что тот обязательно его спасёт. И дядя Питер тоже.

Ведь они самые сильные.

Ведь они самые главные герои.

Конечно, те сумели возразить нападавшим.

У них было слишком много поводов выкрутиться из этой ситуации без потерь. Перевес был на их стороне, несмотря на то, что противников было трое. Питер успешно отвлекал двоих, Габриэлю достался тот, что удерживал сына. Он сумел освободить Ноя и, крикнув ему спрятаться подальше, встал перед врагом со взглядом, не сулившего ничего хорошего тому, кто посмел дотронуться до его ребёнка.

На его стороне были десятки самых мощных способностей этого мира.

У врага была лишь одна, он был чуток к страху, и даже в этом он был бессилен перед стоящим на его пути человеком, абсолютно его не боящимся. Но в глубине комнаты, далеко за спиной Габриэля, пытаясь спрятаться за стулом, съёжившись на полу, сидел его сын. И каким бы храбрым ни был этот малыш, сейчас его сердце заходилось от ужаса, наполняя тёмную сущность врага гигантской силой.

Недобро ухмыльнувшись, враг впитал его страх, вскинул руку и отшвырнул Габриэля через всю комнату, сокрушая всё, что попадалось у того на пути.

Тот остановился уже у самой стены, среди обломков стола и нескольких стульев.

Рядом с бездыханным телом своего сына, не сумевшего выдержать этого крушения.