Всегда такого вёрткого и живого сына, сейчас вдруг ставшего вялым и почему-то невесомым – этот факт особенно поразил Габриэля, заставляя согнуться пополам над неподвижным телом.
Выбивая из лёгких воздух, пережимая гортань.
Наполняя пустотой и тупым недоумением – почему это должен был быть он?
Его маленький Ной – центр огромной стеклянной вселенной, разлетевшейся вместе с его смертью на миллионы осколков, высасывающей жизнь из склонившегося над сыном Габриэля Грея, наполняющей безудержной силой поднимающегося с колен Сайлара – почему именно он?!
Почему?
- Они убили его, – прошептал возродившийся, чтобы отречься от жизни, Сайлар, глядя то на Питера, то на свои разгорающиеся изнутри руки, – они убили его.
И несколько мгновений спустя ослепительная вспышка поглотила комнату, дом, целый город в Техасе, и стеклянные остатки личной вселенной Габриэля Грея, не оставляя этому проклятому миру ни единого её осколка.
====== 77 ======
Грудь распирало.
Ничего не болело, но чувство было такое, что любое воздействие извне обойдётся ему на порядок больнее, чем раньше.
Осторожно открыв глаза, Питер уставился на ослепительно белый потолок, расплывающийся из-за какой-то мути перед глазами, скользнул взглядом по неуютным кафельным стенам, двери, имеющей неприступный вид. Повернул голову набок и, дёрнувшись от неожиданности, чуть не содрал кожу на плотно обвязанных запястьях.
На соседней кушетке лежало тело его двойника.
С трудом превозмогая мысль, насколько тот, с расслабленным после смерти лицом, выглядит моложе и спокойнее, и от этого слишком похоже на него самого, Питер отвернулся и, закрыв глаза и стиснув губы, попытался освободиться от пут на руках.
Бесполезно.
Способности молчали.
В груди нехорошо засвербело.
Не страх, но какое-то, больше пристойное малолетнему, полуистерическое нежелание смиряться с обстоятельствами, усиленное непомерной накопившейся усталостью. Раньше подобные вспышки даже не успевали у него появляться, гасимые врождённым умением компенсировать их собственными психологическими ресурсами. Сейчас же он чувствовал себя пущенным под откос неуправляемым поездом.
Умение проходить сквозь материальные объекты не срабатывало.
Попытки перебить ремни электрическим разрядом или спалить огнём закончились неудачей.
Телепортироваться не удалось. Ни на первый раз, ни на пятый.
Сердце заходилось от перенапряжения, но он, жмурясь и стискивая зубы, пробовал снова и снова, смутно понимая, что всё это бесполезно, что необходимо успокоиться, но как будто не мог дотянуться до тормоза и вместо этого продолжал давить на газ.
- Пытаешься телепортироваться? – ворвался в окутавшую Питера пелену напряжения резкий, хлёсткий голос вошедшей в комнату Клер, заставляя того вздрогнуть и посмотреть в её сторону, – пока наш друг тут – ничего не выйдет.
Рядом с ней, безмолвной гарантией бессилия пленника, стоял человек, некогда стёрший Питеру все воспоминания. Гаитянин.
Мир разбух и начал расслаиваться на части, как разваливающийся на отдельные лепестки перезревший бутон.
Где-то глубоко внутри этого разросшегося клубка Питер продолжал барахтаться, не прекращая попытки дотянуться до всех педалей и ухватиться за руль. А снаружи, медленно и смачно проговаривая слова, кружила Клер. Или не Клер? Питер не видел в ней ни единого сходства с той, которую некогда спас, кроме внешности. И не чувствовал. Хотя хотел бы. Ужасно хотел бы понять. Что-то. О ней. И о себе. И ещё о ком-то важном, но ускользающем. Да хоть о ком. Чтобы хоть что-то протиснулось сквозь окружающий его кокон, разодрало стенки, шлёпнулось в беспомощные руки, бухнулось в ослепшее аритмичное сердце, вбилось в дезориентированный разум.
Но чем больше он желал этого, чем больше напрягался – тем глубже проваливался в расселины распадающегося мира.
Он пытался сфокусироваться на Клер, а она всё кружила и рассказывала ему о сотнях тысяч погибших в Техасе, а потом взяла скальпель и пообещала, что Питер расплатится за каждого из них собственной болью. Она вела счёт и делала надрезы на его оголённой груди, а он, не сдерживаясь, рычал так, словно она отрубала у него руку, и кричал о том, что ещё можно всё изменить, что он может спасти всех, что он уже спасал её, и спасёт ещё! Ещё. Ещё…
А потом дверь открылась, и в комнату, в окружении охраны, вошёл Он.
Непринуждённый, с засунутыми в карманы руками, он с порога приказал остановиться и, после короткого взгляда на тяжело дышащего изрезанного пленника, заявил, что хотел бы поговорить с ним наедине. Особенно выразительно глядя при этом на Клер, всё ещё сжимающую скальпель.
- Ты просишь меня как президент или как отец? – ехидно уточнила та, злящаяся на то, что её прервали.
- И то и другое, – жёстко, пресекая любые потенциальные возражения, ответил Нейтан и снова вернулся взглядом к брату.
* *
Нейтан…