Степени (СИ)

Но что-то подсказывало ему, что «не то» он натворит вряд ли, и поэтому он старался не слишком вздрагивать, после отступа очередной волны умопомрачения обнаруживая себя то буквально насилующим языком рот Питера, то оставляющим пальцами синяки на его бёдрах.

То нависшим сверху, двигающимся вниз, по гортани, ямке между ключицами, ключицам, медленно скользя по коже губами. Не мокро, очень легко, собирая запах, вдыхая, осязая его. По пути цепляясь за сосок и в потрясении замирая, нуждаясь в паузе для того, чтобы осознать значимость этого необычайного события. Будто не зная, что с ним таким – маленьким, со вжавшимся ореолом и торчащим кончиком – делать. Чувствуя, как усиливается вся его распоясавшаяся жизнерадостная пульсация, и грозит полнейшей и преждевременной катастрофой.

Он обнял брата обеими руками, плотно удерживая того на месте, и припал к причине своего потрясения приоткрытым ртом. Мягко прижав языком, и обводя вокруг большим пальцем мышечный контур грудной клетки.

Разгораясь нежностью к засопевшему и выгнувшемуся Питу, воспаляя мозг изумлением ещё одного нового открытия, и обнаруживая в себе – именно сейчас – новую потребность – прижаться всем телом. Голым телом. Без одежды, которая до сих пор, кажется, всё же больше помогала, чем мешала, но – именно сейчас – стала вдруг казаться категорически лишней.

Именно сейчас…

Тем более что рубашка уже давно оказалась выправлена из брюк, и даже наполовину расстёгнута (когда? кем?). А шорты Питера сползли почти до середины бёдер (господи), и, уже давно ничего толком не скрывали. И руки Питера (он снова мог читать мысли?) решительно вцепились в ремень, гремя пряжкой и нелогично одновременно пытаясь уже стянуть брюки вниз.

Именно сейчас…

Именно сейчас…

Немного отстраниться, чуть съехав набок, предоставляя Питу больше пространства для его ожесточённого сражения с застёжками и брюками. И чуть самому не задохнуться, когда тот, потеряв терпение, толкнул его, заставляя упасть на спину и, оседлав, неожиданно споро начал справляться с одеждой.

Так решительно, так твёрдо. Так – будто всю жизнь мечтал об этом. Как будто это были не просто дорогие тряпки, а само олицетворение всех ненавистных ему оболочек и скафандров.

Стиснув зубы.

То ли сосредоточенно, то ли сердито сверкая глазами из-под упавших на лоб волос.

Припечатав одной рукой грудь, второй – быстро разбираясь со всеми пуговицами и замками.

И, наконец, ловко и беззастенчиво стаскивая с Нейтана и брюки, и рубашку, и…

…растерянно застывая над разоблачённым телом, остановив руку на полпути движения к резинке самой последней части одежды.

Сводя Нейтана с ума и почему-то вызывая приступ ностальгии.

Заполняя его голову бессвязными – …господи, Пит… ты такой Пит… ты везде – Пит… мой… Пит… – и не оставляя почти никакой надежды на то, что ничего из этого не оказалось произнесено вслух.

- Пит…

Приподняв бёдра, Нейтан сам избавился от последней на себе преграды, и, поднявшись и усевшись перед братом, рассеянно, как во сне, потянул его на себя. Оборачивая его застывшую руку вокруг своего торса, закидывая вторую себе на плечо, обхватывая – мягко – и увлекая в самый опьяняющий поцелуй из всех, что у них сегодня были.

Укачивая, отвлекая.

Снова уводя.

Стягивая с него несчастные шорты и выпутывая их с его, кажущихся сейчас невероятно длинными, ног.

Укладывая снова на кровать и приступая к новым открытиям.

Уже догадываясь – ещё не разумом, но уже своей взращиваемой интуицией – что Пит реагирует не только на прикосновения, но и на эмоции, и неизвестно на что больше.

И – не имея никаких сил удержаться от того, чтобы не воспользоваться этим – расщедриваясь на все чувства, на которые только был сейчас способен; смело раздаривая привычные; и, мандражируя, «предлагая» те, которые раньше предпочитал не замечать.

Как будто и правда вместе с одеждой слетели ещё какие-то незамеченные раньше, слишком приросшие заплатки оболочек…

* *

Ни один из них не думал ни на шаг вперёд уже достигнутого.

Ни у одного из них не было плана сегодняшней ночи.

Это было несомненной милостью для обоих, то, что каждая следующая дверь открывалась только тогда, когда благополучно была пройдена предыдущая.

Но когда задыхающийся и покрытый испариной Питер, упершись пятками в постель, недвусмысленно подался вперёд бёдрами и в беспамятстве простонал:

- Нейтан… – на того будто высыпали кубики замороженной кислоты. Ледяной и проедающей.

Каменея всем телом, он оторвался от распалённого, фактически предлагающего ему себя брата, и не смог сделать ничего лучше, кроме как уткнуться за его плечо, в подушку.

Как последний идиот.

Он пытался продышать это оцепенение и накопить силы.

То ли для того, чтобы вернуться немного назад, осторожно прикрыть эту распахнутую Питом дверь, и остаться резвиться на уже изведанных территориях, то ли чтобы рвануть вместе с ним вперед – только теперь уже точно зная, что, сколько бы ни было впереди дверей – они все будут открыты. Все. До единой. Потому что толкнув эту, они уже не смогут больше остановиться.