Марфе Петровне Рюминой было всего шестьдесят пять лет, но выглядела она на все восемьдесят. Виной тому была тяжелая жизнь, а больше того — ее необыкновенный дар. Юность у нее была весьма бурной. В ней было несколько мужей, две отсидки в лагерях, бродяжничество и много чего другого. Собственно, подобной пестрой биографией в нашей стране могли похвастаться многие и многие. Но Марфа была человеком особым. Никогда не унывала, надеялась на лучшее и, хотя это лучшее никак не наступало, она продолжала надеяться. Так продолжалось лет до сорока, когда женщина второй раз попала на нары, причем из-за ерунды. Что-то там украла несерьезное, вроде пары пирожков или булки хлеба — есть очень хотелось. Но один срок у нее уже имелся, на нее навесили какие-то другие дела — кандидатура подходящая: полубродяжка, воровка, рецидивистка — и припаяли аж восемь лет. Хорошо хоть убийство не приписали. Хотя могли совершенно свободно.
В лагере Марфа ничем не выделялась, работала, как все, лесбосом не баловалась, начальству не грубила. И вот однажды соседку по койке избили барачные суки, которые просто сорвали на девушке злость за проигрыш в карты. Избили сильно, отбив почки, повредив ребра. Она не могла подняться, лежала и тихо стонала, но никто не спешил доложить об этом надзирателям. В лагере свои законы и, если хочешь жить спокойно, лучше думать только о себе, потому что, если попадешь в беду, никто другой о тебе думать не будет.
Но Марфа не вынесла этих тихих жутких стонов, подсела к девушке на койку, стала гладить ее по голове, успокаивая, взяла за руку. Кто-то грубо заржал:
— Ты что, Марфутка, «ковырялку» себе подыскиваешь?
Марфа ничего не слышала. На нее вдруг накатило. Она не могла объяснить, как именно, но увидела внутренним взором все поврежденные органы несчастной девушки. Они болели, кровоточили, и, чтобы их успокоить, надо было на них подуть, как дуют на ушиб или царапину на пальце у ребенка. Марфа мысленно подула, и боль стала утихать. Стоны прекратились, и избитая девушка заснула. А через несколько часов, проснувшись, чувствовала себя как прежде, словно и не месили ее ногами озверевшие суки. А у Марфы появились первые седые волосы.
Никто не удивился чудесному исцелению. На зоне и не такие чудеса случаются. Девушка стала подругой Марфы. В хорошем смысле подругой, не в лагерном. Была она до ареста студенткой мединститута, на последнем курсе, когда на вечеринке, пьяная, случайно вытолкнула из окна пятого этажа общежития пьяную же подругу, которой вздумалось посидеть на подоконнике, подышать свежим воздухом. Дело замять не удалось, и, хотя срок дали минимальный, это все равно был срок.
Бывшая студентка-медичка первой обратила внимание на удивительные способности Марфы. Если человека донимали какие-то сильные боли, стоило Рюминой присесть рядом, взять за руку, как боли немедленно стихали, человек засыпал или застывал в неподвижности, а через некоторое время был как новенький. Но каждый такой сеанс отнимал здоровье у самой Марфы. Она старела, иногда незаметно, иногда чуть ли не на глазах. Появлялось все больше седины на голове, покрывалось морщинами лицо, отекали ноги. Из сильной, красивой, цветущей, насколько это возможно в лагерных условиях, женщины, она постепенно превращалась в старуху. Сама Марфа словно и не замечала изменений, была все такой же веселой и общительной, как раньше.
Но студентка, вспомнив, чему ее учили, не на шутку встревожилась и принялась охранять подругу, словно курица единственного цыпленка. К тому времени изустная молва уже стала распространяться по лагерю, к Марфе потянулись со всевозможными болячками: от порезов до геморроя и язвы желудка. Сама целительница не смогла бы отказать никому, но верная подружка гнала почти всех со страшной силой, и только если дело было очень серьезным, все же разрешала сеанс. К ее чести, надо сказать, что она и не думала о том, чтобы на этом заработать, хотя по меркам зоны могла сколотить неплохой капитал.
Триумфом Марфы было излечение маленькой дочери начальника лагеря, которая упала с дерева и повредила позвоночник. «Кум» был безутешен, он души не чаял в своей дочурке, а врачи в один голос заявляли, что девочке суждено всю жизнь ходить в гипсовом корсете, и впоследствии, возможно, пересесть в инвалидное кресло.
В способности лагерной целительницы начальник не верил ни на йоту и решился на сеанс только от отчаяния и после долгих уговоров жены. Марфе хватило пятнадцати минут, чтобы поставить девочку на ноги. От повреждения не осталось и следа.
Как лицо должностное, начальник доложил о феномене наверх. Там, к счастью, на доклад внимания не обратили. А как благодарный отец он сделал все возможное для досрочного освобождения осужденной Рюминой М.П. за примерное поведение, постоянное перевыполнение производственных норм и активное участие в общественной жизни исправительного учреждения. Свои восемь лет Марфа отсидела только наполовину. Она вышла на волю даже раньше своей подруги, которой оставалось еще полгода.