Стихи

Люблю я зиму, но не эту — ту,
сулящую глазам и сердцу отдых:
голландских подмастерьев желторотых
пейзажей роскошь, быта нищету
на временем обветренных полотнах.

Здесь мягок свет и мир не так жесток…
Танцуя от уютной жаркой печки,
невдалеке от Бога человечки
оравой дружной вышли на каток,
вода для них заледенела в речке.

Здесь, заметая крыши, башни, снег
застыл в обворожительном полете,
задорный смех завис на звонкой ноте,
и конькобежец, замедляя бег,
за рамки ускользая, стал бесплотен.

ИДИОТ

Закрой, прошу, роман, какие нынче книжки!
Двумерный дуализм — для психики урон.
Героя Львом назвав, фамилию дать Мышкин —
ведь даже не смешно — по мне, так это слишком
дешевая игра, плохой оксюморон.

Насильно вовлечен  в сплошные передряги,
он все же остальных пытается понять,
идет навстречу им, исполненный отваги,
душевного тепла, пьянящей слезной влаги,
но каждый новый шаг — лишь гибели печать.

Тут хочешь или нет, а станешь идиотом,
тем паче что одно безумие окрест.
Контекст, как вену вскрыв, слинять бы черным ходом,
уплыть бы по реке с весенним теплоходом.
Но автор — это Бог, и Он дарует крест.

* * *

Если, как герой Марселя Пруста,
под осенним солнцем догорая,
в прошлое уйти, всмотревшись грустно
в густо отцветающие  чувства,
в поисках потерянного рая,
то найдешь единственное место —
где ты счастлив был, о том не зная,
где так много было не известно, —
там в саду у старого сарая
ящик для игрушек открывая.

* * *

В тот сумрачный лес, где гуляет насупленный Фрейд,
сбежавший от смерти с пронырливой прытью паучьей,
во тьму подсознанья, где кажется истиной бред,
и я проскользну по тропинке в завалах дремучих,
пройду, продираясь сквозь иглы сосновые, сучья,
и, тайных надежд собирая духмяный букет,
с самою собой повстречаюсь в обличии лучшем —
божественном, но оставляющем выжженный след.

МОНОЛОГ

Что-то бубнила себе под нос, горячо шептала,
прижимаясь к еловой щетине, к небритой родной щеке,
в рифму и невпопад — во сне, натягивая одеяло,
а чаще — по ходу дела, с поклажей и налегке.

Боялась не успеть сказать, боялась, что не расслышит,
не оценит запредельную преданность — те слова,
которые окрыляют, поднимают всё выше и выше,
оправдывают жар и трепет, возвращая на них права.

С теми, кто был со мной, с теми, кого любила,
с ветром балтийским, с рекой полноводной, с лесной тропой,
даже когда отворачивалась и молчала, я говорила,
думая, что с Богом, оказалось — сама с собой.

ФОРЕЛЬ