Стихи. 1964–1984

Сон Иакова

Две темы: возвращенья и ухода.
Две темные картины,
где глиняные движутся кувшины
вокруг источника, до сердцевины
расколотого. И одна свобода –

уйти и возвратиться.

И ангел над источником крыло
неловко поднял. Ангел, а не птица.
Не человек, но ангел отразится
в потоке темном тихо и светло.

Ты светел? о, скажи! ты светел? Две картины,

зеркально симметричные друг другу.
Иаков спит, уйдя подобно плугу
до половины в почву. И по кругу
гончарному – движенье смертной глины,

вращение аморфной вязкой массы

под любящими пальцами Творца
творится в теле спящего. Гримаса
расколотой скалы. И ангел златовласый
над сладостным источником лица.

Октябрь 1975

Латур

Казалось хаосом. Я ненавижу толпы,
но больше человеческого есть
в любом лице. В озлобленном «пошел ты!» –
стоит растерянность, как если бы не здесь,
но за границей неподвижной сферы
движение еще возможно. Здесь же –
на желтой, грязно-желтой, желто-серой,
на улице, у скважины проезжей,
мы замерли мертвей скульптур,
но и прекрасней.
Эффект свечи, которому Латур
полжизни посвятил. Полжизни и не гаснет
на улице. Казалось, хаос. Нет!
любая рожа в замысле сводима
к чертам архангела и лику серафима,
но помещенное в неровный желтый свет
искажено изображенье.
Свеча у зеркала. И силой обоженья
из глубины, из темноты согрет
любой – он восковой теперь – предмет,
он больше чем горяч. Он – сердцевина жженья.

Октябрь 1975

«Уголья смысла. От синего жара не скрыться…»

Уголья смысла. От синего жара не скрыться.
Где он? – ладони черны от золы.
Ворох тускнеющих глаз, охлажденье души-восьмерицы,
ви́денье из-под полы, испепелившее нас.

Кто он? – просил не сожженья, но смысла.

Если не пламя легенда, а только ростки –
то не приходится лгать, собирая охапками числа
или остатком руки начертать на песке: «благодать».

Из облегченья и пепла дыханье построило башню.

В ненаселенные здания легче огня
входит почти существо, запечатано в облик всегдашний,
теплится день изо дня, а присмотришься – нет никого.

Там, у истоков души, у костра, прорастут австралийцы,

сядут на корточках, духами окружены, –
тело их сухо – как дерева-самоубийцы
треск. Или крик тишины в разветвлении слуха.

Октябрь – ноябрь 1976

«В любви шифрующей – с расцветшим языком…»