Ни кошек, ни детей, ни ветра,Ни роковых дорог назад, —Люблю: азарт, безумье ФедрыИ сумасшедшие глаза.Жестокие люблю признанья,Беседы с памятью ночной,Смертельный холод расставаньяИ все, что связано с тобой.Еще — напрасный лепет строчек,Где сердце плачет, но поет.Люблю концы. Законность точек.И одиночество свое.«О, родина, печальница, о, мать…»
О, родина, печальница, о, мать…И сколько нежных слов еще б я пролил!Услышь: мы начинаем забыватьТвои черты, любимые до боли.Познавшие последнюю печальИ столько раз отвергнутые всеми,Мы память, как священную скрижаль,С собою гордо пронесли сквозь время.И в горький час сознанья нищеты,Когда уж слишком тягостно молчанье, —Мы, как давно увядшие цветы,Ласкаем бережно воспоминанья.Перебирая их по лепесткам,Мы повторяем дорогое имя, —Как будто можешь ты вернуться к нам,Как будто нам возможно стать иными!Но бренной памяти приходит срок.Услышь же крик предельной нашей мукиИ тех прости, кто выстрадать не смогТакой опустошающей разлуки.ЗА НОЧЬ
Слетает день листком календаря,Ночь сеет звезды. В полудреме слышу:Гудят тайфуны, грузные моряВ пустыни растревоженные дышат.Шуршат пески, безумствует норд-ост,В палящем зное падает сирокко…Моя душа, подвыпивший матрос,Шатается по миру одиноко.Все фонари земные перебив,Цепляется в потемках рваным клешем,Ползет на четвереньках и грубитТаким же вот подвыпившим прохожим.Так хорошо ей, пьяной и лихой,Кричать, буянить, требовать расплаты,Распоряжаться спящею землейКак парусами в полосе пассатов!Так хорошо — хоть раз поставить в счетВесь дикий гнев свой, ненависть, презреньеИ бунтовать — пока не позоветУнылый вой проснувшейся сирены.Тогда — прощай! Листок календаряОпять в рассвете хмуром затрепещетИ вырвутся, придут, заговорятЗемные очертания и вещи.Моя душа, тебе вот в этот мигИз-за Кармен повздорить бы неверной,И в поножовщине — под вой, свист, крик —Свалиться б замертво в дверях таверны!«К берегу долго прощанья летели…»
Б. С—му