Ты рожден. Все слепяще и ново.Есть глаза,Но мешаются тени и свет.Есть язык, но не высказать слова.Есть и ноги и руки,А силы в них нет.Что кричишь ты? Никто не узнает…Громче, громче!И вдруг — бесконечно легко:Что-то близится, рот закрывает. Тише…Сладко коснулось тебя молоко.А порой колыханье, журчанье…Ты рванешься, забьешься,И все-таки тыВ этой маленькой цинковой ваннеПримешь заповедь нашуЛюдской чистоты.Вот исчезли горячие струи,Ты дрожишь в полотенцах,Ресницы смежив,Губы выпятил, как в поцелуе.Я стою над тобою.«Ты с нами!Ты жив».Разговоров уже не вести нам:«Сколько будет их —Двое или один?Ольгою назовем? Валентином?А по-моему — дочь.А по-твоему?» — «Сын».Покупая до срока пеленки,Неизвестную тяжестьВпервые неся,Мать — она не хотела девчонки —Почему-то хотела,Чтоб сын родился.…Время шло. И птенцы пробивалиСкорлупу.Воздвигалнся радуг мосты.И ромашки и травы вставали,От корней до вершинокВодой налиты…И на свет появился мужчинаВ дни грибовИ пудовых плодовых ветвей.Так рождение в образе сынаСтало, может быть,Первой удачей твоей.Что — удачей? Не знаю… Я верюТолько в то, что впервыеСтою над тобой.Вся — меж форточкою и дверью —Наша комната сталаКак будто другой.(А не клали на стены белила,ПолотерыДо блеска не красили пол.И сиянье не озарило…)Это что?Это крошка-хозяин пришел.Не пришел! Из родильного домаМы тебя привезлиВ подмосковный район,В наши стены, где все нам знакомо, —Каждый выступ,И пепельница, и флакон.Десять дней тебе, счастие наше!Даже бабочка,Муха, жужжащая тут, —Все подвижней тебя и постарше,Даже те,Что не долее лета живут.Жук, свистящий крылато и длинно,В каплях бури и ветреВспоенный жасмин —Все взрослее они Валентина…Ничего! Мы ещеПоживем, Валентин!2