Это также означает, что конфликт между людьми или между миром, сотворённым людьми, и биологическим пространством вполне можно констатировать и дискутировать на языке слов, статистики и вычислений, и, следовательно, он может вылиться в борьбу; какой-то результат это даст, но проблема конфликта возвращается, явно или замаскированно – ибо проблему нельзя решить, но можно пережить.
Быть добрым или злым – это не выход.
Но в той же мере мы можем отождествить себя с энергией – источником радости в этом мире, и в той же мере мы можем обрести надежду научиться различать добро и зло.
Полагаю, что если столько людей убеждены, что ветряные мельницы и солнечные коллекторы поставляют более правильные формы энергии, так это потому, что навеваемый ими образ энергии бередит нашу душу и даёт ясное ощущение того, что различать добро и зло не просто стоит – но и возможно.
И напротив, образ энергии атомной электростанции по своей сути всегда будет внушать разуму формы страха, не имеющие совершенно ничего общего со статистикой. И можно сколько угодно доказывать, что ни аварий, ни катастроф случиться не может, что энергия эта – самая безопасная, чистая, мирная, какая только может быть, – решающим всё равно останется то, что наше сознание не греет образ энергии, получаемой с минимумом трансформаций.
Мы готовы всё отдать за живописнейшие, извилистые и наиболее поучительные окольные пути к цели.
Ведь каждый ребёнок знает, что в этом мире никуда не придёшь, если идёшь по прямой. Если идёшь по бордюру, надо балансировать, по ступенькам – скакать, войти в калитку, обогнуть дерево, а если даже по пути никаких особых дел нет, а перед тобой просто мощёный тротуар, то запреты и опасности надо выдумать и ступать медленно, сосредоточенно, во что бы то ни стало избегая краёв плиток.
Точно так же как ребёнка нельзя научить одними лишь словами и наставлениями идти прямым путём от А до Я, так же нельзя запретами раз и навсегда внушить различие между добром и злом, между опекой и насилием. Надо измерить свои силы, измерить гармонию сознания и этих сил, надо перегнать смерть и найти самый окольный путь в лабиринте – и лишь тогда можно быть абсолютно уверенным, что насилие трансформируется в градации опеки.
То, что я называю ирреализацией, есть подобное сотрудничество с изначально присутствующей глубинной энергетической плоскостью.
Раз уж несущий смерть солнечный свет прибывает сюда точно с той отсрочкой, которая делает его животворящим, то и нам следует продолжать наш труд как образ этой отсрочки.
Первая и самая важная отсрочка случится само собой, если мы разделим пищу, имеющуюся на Земле, между всеми поровну.
И под пищей я понимаю пищу.
Пока мы не почувствуем себя обязанными делиться энергией, мы никогда не придём к тому, чтобы поделиться способностью различать добро и зло.
Братство
Недавно мне довелось прочитать о сплавах, которые при определённых температурах могут, как мы бы сказали, «помнить» те формы, в которых они пребывали при других температурах.
Я представляю себе братство как такой сплав, как ирреализацию общей памяти о первоэлементах бытия.
Я представляю себе, что для человека возможно при определённых температурах – а душевные порывы в обществе всегда отмечены определённой температурой – помнить те формы, формы поведения и языковые пространства, в которых он пребывал при иных температурах.
Точно так же как поэзия в своих лучших образцах всегда исходит из первоэлементов языка, устанавливая между ними живые связи, – так же в обществе существуют формы поведения, приметы и обычаи, которые, хотя чаще всего и выглядят весьма неуклюже, исходят из первоэлементов общества и воссоздают телесную память о самых глубинных живых связях, без которых мы, возможно, и рождались бы свободными и равными, но никогда не смогли бы прожить жизнь как браться и сестры.
Свободу и равенство можно закреплять законодательно, законы можно постепенно оттачивать, улучшать, но о братстве нельзя ни договариваться, ни принимать постановлений, ни предписывать обязательных к исполнению законов и нормативных актов. «Возлюби ближнего своего, как самого себя» никогда не могло стать § 1 ст. 1 никакой конституции, пусть даже самой демократичной. Я представляю себе братство, выражающееся непосредственно, без чрезмерных знаков внимания, почти как если бы речь шла о чем-то противозаконном, – как нечто почти спонтанное, не связанное никакими рамками, как если бы мы продвигались по незнакомой местности, испытывая полное доверие к первым попавшимся на пути людям.
Доверие как основа демократии.
Демократия означает власть народа – народ правит сам собой, поскольку в обыденной жизни люди управляют сами собой.
Особый образ правления, который в идеале характеризуется тем, что он же является и образом жизни.
Если люди в своём общежитии должны управлять и собой, и друг другом, то возникают своего рода мемы как особые силовые поля между демократией как образом правления и демократией как образом жизни.