Стихи и слезы и любовь. Поэтессы пушкинской эпохи

В том же году парижский журнал «Revue Germanigue» напечатал перевод на французский язык поэмы Шиллера «Орлеанская дева», выполненный Павловой. Всегда относившаяся к оригиналу с большим уважением, Каролина Павлова несомненно оказалась самым корректным переводчиком своей эпохи.

Портрет работы К. А. Молдавского 1841 года изображает вполне привлекательную светскую даму в светло-голубом вечернем туалете – никаких псевдорусских сарафанов. Модная прическа с длинными локонами, подобранные со вкусом украшения: четыре нити крупного жемчуга на шее, затейливый браслет на левой руке.

Каролину недолюбливали за чопорность, громадное самомнение и необоримую страсть зачитывать всех и каждого своими стихами. Цензор Александр Никитенко, благодаря мемуарам которого современный читатель узнает много интересного о литературной жизни той эпохи, находил, что она «страшно всем надоедает своей болтовней и навязчивостью», а говорить способна только о себе.

Друзья Павлова судили более объективно: «Была она, впрочем, женщина не совсем обыкновенная. При значительной сухости сердца она имела некоторые блестящие стороны. Она была умна, замечательно образованна, владела многими языками, и сама обладала недюжинным литературным талантом. Собственно поэтической струны у нее не было: для этого недоставало внутреннего огня; но она отлично владела стихом, переводила превосходно, а иногда ей удавалось метко и изящно выразить мысль в поэтической форме. Но тщеславия она была непомерного, а такта у нее не было вовсе. Она любила, кстати и некстати, щеголять своим литературным талантом и рассказывать о впечатлении, которое она производила. Она постоянно читала вслух стихи, и свои, и чужие, всегда нараспев и с каким-то диким завыванием, прославленным впоследствии Соболевским[25] в забавной эпиграмме. Бестактные ее выходки сдерживались, впрочем, мужем, превосходство ума которого внушало ей уважение».

М. Ю. Лермонтов по своим связям и знакомствам принадлежал к высшему обществу и был знаком только с литераторами, принадлежавшими к свету, с литературными авторитетами и знаменитостями. Николая Филипповича поэт знал давно; правда, о его стихах был невысокого мнения. Полагают, что некоторые черты характера Павлова отразились в образе главного героя лермонтовского «Маскарада» Арбенина: он также пользовался репутацией одержимого и подозрительного в карточной игре человека.

М. Ю. Лермонтов. Художник Ф. О. Буткин

В повести Лермонтова «Княжна Мери» исследователи, начиная с С. П. Шевырёва, видели отголоски повести Павлова «Ятаган». Подобие сюжетных ситуаций двух повестей подчеркивалось мотивом «солдатской шинели», которую носит герой повести Павлова, молодой человек Бронин. За дуэль с адъютантом он разжалован в солдаты – и это увлекает юную княжну, которую полюбил герой. «Для неё он был жертвой зависти, гонений, человек, против которого вселенная сделала заговор…» В сравнении с благородным Брониным, который предпочёл бесчестью преступление и смерть, лермонтовский Грушницкий воспринимается как его двойник-подражатель, строящий свою жизнь по литературной модели, которой и становится в романе «Герой нашего времени» неназванная прямо повесть Павлова.

Заехав в Первопрестольную по дороге в ссылку на Кавказ, Лермонтов пробыл в Москве почти весь май 1840 года. Он познакомился с московскими славянофилами (по словам Е. Ростопчиной – это Хомяков и его шумливые, нечесаные, немытые приверженцы), посещал салоны Павловых и Свербеевых. К Каролине Павловой Лермонтов относился с большим почтением, высоко ценил ее переводы и некоторые оригинальные стихотворения. В альбоме поэтессы сохранился автограф его стихотворения «Посреди небесных тел». И перед второй ссылкой на Кавказ, подавленный и грустный, свой последний вечер в Москве он тоже провел в салоне Павловых.

«Каролина все теребила его, пыталась вовлечь в разговор, но ее усилия были напрасны. Он уехал грустный. Ночь была сырая. Мы простились на крыльце», – записал Ю. Самарин в своем дневнике, вспоминая этот вечер уже после известия о смерти поэта.

В феврале 1843 года Каролине Карловне был представлен А. И. Герцен (Павлов уже был с ним знаком). Герцен сразу отметил незаурядность личности Павловой. «Из людей видел одного, да и тот женщина, т. е. Павлова, – ее голос неприятен, ее вид также не вовсе в ее пользу, но ум и таланты не подлежат сомнению. Больше на первый случай ничего не могу сказать», – записал он в дневнике.

Каролина отдавала много времени литературным трудам, что вызывало недовольство ее знакомых. Князь Черкасский заметил: «Мне противны женщины, которые из ума своего делают что-то вроде ремесла, как К. Павлова и гр. Ростопчина».