Стихи. Книга Пятая

От летнего дождя влажна бумага,
Свежа листва и окроплён асфальт —
Вчера мне Мюнхен подан в ритме шага,
В меня струится каменная даль.
Фонтан, дождём холодных виноградин
Обрушился в смеющийся бассейн,
Весь город дан, как записи в тетрадях.
Всей глубиной и панорамой всей.
Мир беглых лет и положений острых
И прописей, далёких, как века,
И плеск воды. Из города на остров
Сквозная переброшена строка.
В те годы он не знал далёких сроков
И вкуса атлантической воды,
Он был движеньем школьного урока
И дрожью перламутровой среды.
Мой Мюнхен был оставлен, не окончен,
Он задыхался, словно бег колонн,
Он прерван был случайным многоточьем
И чутким фиксативом закреплён.
Он был потушен, как свечной огарок,
В тот самый день, как был всего нужней,
И молодое лето над Изаром
Ушло в пыли серебряных дождей.
Сном Мнемозины стало это лето
Вдруг наплывающее невпопад
Кружением скульптурного балета,
Беспамятством маниакальных дат.
И Мюнхен плещет музыкой программной
Столетью в постаревшее лицо,
Он клинописью светится на камне,
В альпийское введён полукольцо.
И в сутолоке летнего вокзала
Он всё ещё не хочет отпустить
Моей руки. Там время привязалось
Навек ко мне, чтоб я не мог уйти.

1980

«Тот блеск темноглазый, тот шорох, бегущий на мрамор…»

Тот блеск темноглазый, тот шорох, бегущий на мрамор,
В готическом блеске — улыбка хрустальной медузы,
Морских укреплений вдали волнорез многогранный,
И тёмная барка качается, полная грузов.
Пространство канала покрыто чешуйчатой дрожью.
Наш день многоцветен, сияюще ясен и долог.
Ты дрогнешь плечами, посмотришь на остров Сан-Джоржо
И вечер узнаешь по голосу дальней гондолы.

1980

В камне

По приезде
Наскальный дом нас встретил тишиной,
За стёклами у нас текли созвездья
Далёкой астрономией ночной.
Лишь ласточка об утре возвестила,
Весь горизонт, как откровенье, нов
И этажи гористой перспективы
Уступами оскалены у ног.
Скупые башни высились, как стража,
А за окном зияла крутизна,
И прелесть зафигурного пейзажа
Голубкой ворковала у окна.
Блаженно просиял румяный воздух —
Святой Франциск нам виделся везде.
Живёт Ассизи в угловатых гнёздах,
И мы ютились в каменном гнезде.
Смиренно-тих Ассизи богомольный,
Он ни концов не знает, ни начал,
А в утреннем пролёте колокольни
Неутомимый колокол звучал.
Ночь растворилась в итальянском лете,
Как будто навсегда устранена,
А ласточки тринадцатым столетьем
Шумели у открытого окна.

1981

Перевал