Стихотворения

Тридцать кругов[478]

для меня совершил уже Феб в колеснице,Сверх того, настает круга десятый повтор.
Многажды снег и дожди зима насылала на землю,
Многажды почва была скована льдяной корой;
Тучный приплод под серпом Церерин многажды падал,
Многажды щедрый Зефир розами красил сады;
Осень гнетом плодов тяжелила многажды ветви,
Многажды Вакх приносил людям свой сладостный дар.
Дважды двадцатый идет мне год с той поры быстролетный,
¹⁰ Как перед взором моим Фебов светильник возник.
Начал я жизненный путь, первый раз я вдохнул в себя воздух,
Пищу, младенец, беря из материнских сосцов.
Позже я кротко сносил учителя строгого речи,
Грозные розги терпеть вынужден ночью и днем,
И, по путям проходя потайной философии, молча
Потом я ночью и днем в тяжких трудах истекал.
Расположенье постиг я владений Тефиды и суши,
Начал основы учить тройственного языка.[479]
С лирой слова сочетать было высшим моим наслажденьем,
²⁰ Светлых созвездий пути — с песнью благой Пиерид.
Душу нимало мою металл не смущал вредоносный,
Не был ему я рабом — он был в рабах у меня.
Странником стал я потом в различных пределах тевтонских,
Края четыре прошел, где властелин — алеман.
Лысым стал я с тех пор, являя свой лоб безволосый
И сединой в бороде необоримой блестя, —
Так и в Гориции, где ударяют небесные звезды
В горы, вершины тех гор белы от снега стоят.
Ныне из дев ни одна на обличье мое не польстится,
³⁰ Ибо повсюду на нем сеть безобразных морщин.
Ты, что у всех крадешь красоту, о завистница злая,
Ради чего ты спешишь, старость согбенная, к нам?
Ты принуждаешь гнить дубы в застарелых чащобах,
С милых для зренья дерев хищно срываешь листы.
Легких оленей и резвых коней лишаешь ты крыльев,
Черной смиряешь рукой бег быстроногих собак.
Вянут с приходом твоим на лугах беззаботные травы
И благовонье лилей сразу же сякнет в садах.
Горе мне! О, куда исчезают все силы из тела,
⁴⁰ Где потерял я копну пышных волос золотых?
Слабые руки дрожат, я еле двигаю ноги,
Нет ни кровинки в моем прежде румяном лице.
Лоб потемнел от морщин, вся стала шершавою кожа,
Бледною желтизной губы сухие страшат,
Зубы, лимона желтей, редеют во рту, выпадая,
Шаткие, бросить спешат десен опору свою.
И угасает мой ум, тепла ощущая нехватку,
Как догорает, чадя, искра в остывшем костре.
Я с собой не в ладах, проклинаю свой возраст я, Цельтис,
⁵⁰ Нынешним быть не хочу, прежним никак мне не стать.
Все избегают меня друзья, что печаль утишали,
Некогда шутками мне радостный миг принося.
Да и мой дух не таков, каким он в далекие годы
Некогда был, утеряв многие силы свои.
Сон не лелеет меня в мучениях ночи бессрочной,
Сон, что покоем легко лечит уставшую плоть.
Вместе с волненьем души всплывают забот мириады,
Сны за собою ведут образов странных чреду:
Спящему ужас несут наступающей смерти виденья,
⁶⁰ Слух различает его: «Завтра, несчастный, умрешь!
И, умерев, сойдешь во тьму подземных пределов,
Где за все грехи судит людей Радамант.
Где Эвмениды вопят, и царя угрюмого мрачный
Весь дворец оглашен звуком разящих бичей,
Где, извергая огонь, пасть Цербера серой дымится
И богини судеб скорбное время сучат».
И обступает меня толпа моих худших пороков,
Кровь закипает в груди, жадностью распалена,
Бьет меня в бок Амур, вслед ему Купидон подстрекает,
⁷⁰ Факелом маленьким жжет оцепенелую плоть.
В небе осталась уже лишь доля зимнего света:
Зимнее солнце к тебе близко стоит, Козерог,
Самый скудный свет проливаешь ты в кимврские земли,
Тусклым светильником стал меркнущий Пантаконон;
И не хватает чуть-чуть, чтоб ночь бесконечная край сей
Тьмой облекла, ибо ты в небе горишь три часа.