Стихотворения, эпиграммы, басни, сказки, повести, 1908 — октябрь 1917

"Хозяин стал не в меру лих!
Такую жизнь, — сказал в конюшне рыжий мерин, —
Терпеть я больше не намерен:
Бастую — больше никаких!"
И мерину в ответ заржали все лошадки:
"Ты прав, ты прав!
Стал больно крут хозяйский нрав,
И далеко зашли хозяйские повадки!"
Бывалый мерин знал порядки.
Он тут же внес на общий суд
Ряд коренных вопросов:
Про непосильный труд,
Про корм из завали, гнилой трухи, отбросов
(Сенца не видели, где ж думать об овсе?),
Про стариков, калек, — про тех, что надорвались…
Лошадки обо всем в минуту столковались,
А столковавшися, забастовали все!
Хозяин промышлял извозом,
Так потому его,
При вести о таких делах, всего
Как будто обдало морозом.
Но все ж на первых он порах,
Хоть самого трепал изрядный страх,
Прибег к угрозам.
Не помогло. Пришлось мудрить.
Лошадок пробует хитрец уговорить
Поодиночке.
Дела на мертвой точке!
Хозяин — зол, хозяин — груб, —
То бороду рванет, то чуб,
И, наконец, с досады
Стал даже пить.
"Ведь до чего же стойки, гады!
Никак, придется уступить!"
И уступил бы. Очень просто.
Да — как бывает у людей:
На чистом теле вдруг короста! —
Без скверного нароста
Не обошлось у лошадей:
В надежде выслужить почет, покой и негу
Дал впрячь себя в телегу
Жеребчик молодой.
Вздыбились лошади: "Гляди, подлец какой!"
Родная мать, мотая головой,
Сынка стыдила:
"Мать, братьев променял ты на щепоть овса!
И как тебя на свет я только породила,
Такого пса?!"
Меж тем хозяин ободрился,
На "псе" на бойню прокатился,
Всех забастовщиков сбыл с рук — и дня не ждал
Скорей купил и впряг в погибельное дышло
Лошадок новых.
Что же вышло?
Жеребчик прогадал:
Хозяин взял привычку
Пускать покорного скота
На всякую затычку.
Так "пес" не вылезал почти из хомута
И каялся потом не раз он, горько плача,
Да поздно. Под конец
Жеребчик стал — куда там "жеребец"! —
Как есть убогая, заморенная кляча!

РАБОТНИЦА

Склонилась тихо у станка.
Привычен труд руке проворной.
Из-под узорного платка
Задорно вьется волос черный.

Но грустен взгляд лучистых глаз:

В нем боль и скорбь души невинной.
Слеза, сверкая, как алмаз,
Повисла на реснице длинной.

В груди тревогу сердце бьет:

Враг властный стал с рабою рядом,
Дыханьем жарким обдает,
Всю раздевает жарким взглядом:

"Слышь… беспременно… ввечеру…

Упрешься — после не взыщи ты!"
Застыла вся: "Умру… Умру!"
И нет спасенья! Нет защиты!

ПРАВДОЛЮБ