Род мой темен, и навекиКанул он в ночную синь.Справа — тихвинские реки,Слева — тульская полынь.Не храню я родословийВ кабинетной тишине.Иноземной терпкой кровиНет ни капельки во мне.И от предков мне осталасьТолько память той земли,Где ведут косую жалостьПо-над лесом журавли.Всех даров земных чудеснейПал в мой род — за чьи вины? —Уголек цыганской песниС материнской стороны.Кто б он ни был — горбоносыйПарень с медною серьгой,Расплетавший русы косыВ звездах полночи ржаной, —От него мне нет покоя,И по сердцу наобумБродит племя кочевоеЧерногривых дней и дум.1932
119. МОИ САДЫ
Мой первый сад, где в голубом апрелеВзыскательным мечтателем я рос,Расставлен был по прихоти РастреллиСреди руин, каскадов и стрекоз.Чертеж забав и формула привычек,Рассудка друг, он научил меняИронии кукушьих перекличекИ сдержанности мысли и огня.Но русская курчавая природаВ моей крови бродила неспроста.Меня влекли всё больше год от года —Закат в лесах и розовая Мста.На челноке пересекая устьеРодной реки, блуждал я наугад,И цвел со мною в тульском захолустьеНеповторимый яблоневый сад.Полна вся жизнь неугасимой жажды,И мил мне шумный лиственный народ.Свои сады встречал я не однажды,Но каждый сад был все-таки не тот.Одни, как сон, мелькали ненадолгоВ окне кают средь тополевой тьмы,Когда меня несла чуть слышно ВолгаНа огоньки холмистой Костромы.Другими был обманно я утешен,И с той поры во сне и наявуНи финских хвой, ни харьковских черешен,Ни ялтинских платанов не зову.Лишь раз, в степи, измучен белым зноем,Пустив на волю потного коня,Я был охвачен сладостным покоем,Под рокот вод, шумевших вкруг меня.На грудь снегов по каменистым скатамШел этот сад, задумчив и суров,Переплетен прохладой и закатомИ пересыпан громом соловьев.Луна, плеща, купалась по арыкам,Пел Саади угрюмый карагач.Проснулся я — песок, холмы и в дикомЗеленом небе тонкий птичий плач.Опять они, ребяческие бредни,Призыв ветвистых братьев и сестер!Каким же будет сад мой, сад последний,Простой мечты отрада и простор?Над русской ли срединною рекоюСредь камышей в болотистой лунеОтдам я жизнь вечернему покою,Который здесь напрасно снился мне,Или в кудрях насупленной чинарыКо мне дойдут — и скоро, может быть, —И ветра вздох, и волн ночных удары,И голос тех, кого нельзя забыть?Но всё равно — и радостней и шире,На звездный зов, в скрещенье всех дорог,В живом, зеленом, вечно юном миреЯ поднимусь — раскидист и высок!1932