Когда мы сойдемся за круглым столом,Который для дружества тесен,И светлую пену полнее нальемПод гул восклицаний и песен,Когда мы над пиршеством сдвинем хрустальИ тонкому звону бокалаРокочущим вздохом ответит рояль,Что время разлук миновало, —В сиянии елки, сверканье огнейИ блестках вина золотогоЯ встану и вновь попрошу у друзейПростого заздравного слова.Когда так победно сверкает струяИ празднует жизнь новоселье,Я так им скажу: «Дорогие друзья!Тревожу я ваше веселье.Двенадцать ударов. Рождается год.Беспечны и смех наш и пенье,А в памяти гостем неладанным встаетЖестокое это виденье.Я вижу, как катится каменный дымК глазницам разбитого дзота,Я слышу — сливается с сердцем моимХолодная дробь пулемета.„Вперед!“ — я кричу и с бойцами бегу,И вдруг — нестерпимо и резко —Я вижу его на измятом снегуВ разрыве внезапного блеска.Царапая пальцами скошенный ротИ снег раздирая локтями,Он хочет подняться, он с нами ползетТуда, в этот грохот и пламя.И вот уже сзади, на склоне крутом,Он стынет в снегу рыжеватом —Оставшийся парень с обычным лицом,С зажатым в руке автоматом…Как много их было — рязанских, псковских,Суровых в последнем покое!Помянем их молча и выпьем за них,За русское сердце простое!Бесславный конец уготован врагу, —И с нами на празднестве честиВсе те, перед кем мы в безмерном долгу,Садятся по дружеству вместе.За них до краев и вино налито,Чтоб жизнь, продолжаясь, сияла.Так чокнемся молча и выпьем за то,Чтоб время разлук миновало!»Январь 1943
157. «Мне снились березы, дорога большая…»
Мне снились березы, дорога большая.Там, где-то на Каме, в глухом городке,Тебя над остывшею чашкою чаяЯ видел с письмом, позабытым в руке.Метель надо мною кружилась, стонала,Катился орудий разбуженный гром,А мне всё казалось, что в грохот вокзалаСпеша, задыхаясь, мы рядом идем.Я видел себя на площадке вагонаВ суровой шинели (ремни вперехлест),Я слышал твой голос, почти заглушенныйРастущим безжалостным стуком колес.И я просыпался. В холодные щелиВрывалась поземка. От взрывов дрожа,Всё так же роняли угрюмые елиМорозную пыль на окно блиндажа.Ворчал, закипая в печурке чугунной,Над розовым пламенем мой котелок,И вновь погружался я в сумрак безлунный,И снова от вьюги уйти я не мог.Но утро настало. И, слушая длинныйУже утихающей бури рассказ,Всё так же лечу я равниной пустыннойНад пылью снегов, разделяющей нас.Конверт твой у сердца в моем полушубке…И что это — пальцев любимых огоньИль только тепло чуть дымящейся трубкиПривычно согревшей сухую ладонь?Январь 1943