Я помню: полкопны обмолотить, бывало,В подшитых валенках, служивших уж немало,Ты по зазимку шел, налипшему вдоль троп.И ровным золотом стелился тяжкий сноп,И желтый цеп мелькал, как молния кривая,В тиши серебряной удары отбивая.Минута отдыха, цигарки синий дым,Звон снегирей… — Ушло, как не был и живым!Твои рассказы знать уже не будут внуки!И не дубовый цеп — железный цеп сторукийТяжелые снопы смолотит им в степи…В снегу забвения, как снег забытый, спи!1925
Когда Уэльский принц взошел на отчий трон,Он, как повелевал традиции закон,Пред подданными речь держал умно и веско.Как вдруг, простой народ расталкивая дерзко,Приблизился толстяк. Его мясистый носНа масленом лице цветком багровым рос,Светились хитростью глаза его кабаньи.Высоко шапочку поднявши в ликованье,Он крикнул: «Здравствуй, принц! Могуч ты и богат!Отпразднуем! Я здесь, всегдашний друг и брат —Фальстаф! Прими привет от девочек нестрогихИ крепких вин!» Но крик, смутивший в зале многих,О голос Генриха разбился, как о щит.Властитель отвечать бродяге не спешитНа этот хриплый зов, бесстыдный и убогий,Лишь молвил: «Прочь, старик, ступай своей дорогой!Тебя не знаю я! Такой когда-то мнеВ далекой юности пригрезился во сне».Так молодость моя, пятном расплывшись мутным,Возникнет и кричит мне голосом беспутным:«Я здесь, твой верный друг!» Но зов ее стучитВ мой повседневный труд, как в необорный щит,И я на хриплый крик, безумный и убогий,Ей отвечаю: «Прочь, ступай своей дорогой!Тебя не знаю я! Такой когда-то мнеПриснилась ты давно в забытом, тяжком сне!»1925
Простерлась зелень всходов полевая.Картинками старинных детских книгДаль кажется. И я к земле приник,Ее немолчным трепетам внимая.Как верится, и снам не видно края!Смех чей-то звонкий долетел на миг.Трудов и дней пить кубок! Я постиг,Что в этом радость высшая земная.Пылают сосны. Вечер окропилРосой серебряною стебли. СтрогийПо небу город облачный поплыл.И вот — в одну сбегаются дороги,Единым взмахом рвутся сотни крыл,И сотни хат в одном слились чертоге.<1926>