Стихотворения и поэмы

Сколько лестниц и каменных стен украшал,
сколько красок извел за ничтожную плату,—
вот девчоночка держит на привязи шар,
вот пшено на гумне исклевали цыплята…

Рядом горы. И бедный художник в ночи
приглашает их запросто в знак пониманья.
И трубят, словно лопнуть хотят, зурначи.
Горы входят, как гости: «Привет, Пиросмани!»

Ты окинул глазами плоты на Куре,
и стога на полях, и туманные выси
и поставил на стол их на ранней заре,
стал столом твоим весь разноцветный Тбилиси.

Эта сытость тебе и без денег далась.
Эти вина и кушанья кисть создавала.
Только черная сажа мелькает у глаз.
Только лестница рушится в темень подвала…

А почем у людей огурец иль чеснок,
сколько стоит кусок неразменного быта —
разве это касается сбитого с ног?
…И лягнуло тебя между ребер копыто.

И отброшена кисть. И на выпуклость век
синеватые тени положены густо.
И неведомо, где погребен человек.
И конец.
И навек остается искусство.

1959

127. От этого порога… Перевод Б. Ахмадулиной

От этого порога до того
работы переделал я немало.
Чинары я сажал — в честь твоего
лица, что мне увидеть предстояло.

Пока я отыскал твои следы
и шел за ними, призванный тобою,
состарился я. Волосы седы.
Ступни мои изнурены ходьбою.

И всё ж от этой улицы до той
я собирал оброненные листья,
и наблюдали пристально за мной
прохожих озадаченные лица.

То солнце жгло, то дождик лил — всего
не перескажешь. Так длинна дорога
от этого порога до того
и от того до этого порога.

И все-таки в том стареньком дому
всё нашими населено следами,
и где-то там, на чердаке, в дыму,
лежит платок с забытыми слезами.

От этого и до того огня
ты шила мне мешок для провианта.
Ты звездную одела на меня
рубаху. Ты мешок мой проверяла.

От этого порога до того
я шел один среди жары и стужи,
к бокам коней прикладывал тавро
и воду пил, толок я воду в ступе.

Я плыл по рекам и не знал — куда,
и там, пока плыла моя пирога,
я слышал, как глаголила Кура —
от этого и до того порога.

1959

128. «Я прокричал „ваша́!“…» Перевод Е. Евтушенко

Я прокричал «ваша́!»
строителям Ваке.
Гора обратно
эхо мне вернула.
Мой голос
затерялся вдалеке
средь городского грохота и гула.

Что делать,
голос мой погас в движенье уличном,
и эхо мне возвращено горой.
Повешу месяц
на крючок рыбацкой удочки
и, словно чашу,
ночь поставлю над Курой.

Благодарю судьбу свою счастливую —
укор и ласку,
споры и покой.
Ты подари, Тбилиси,
ветку сливовую,
туманами полночными покрой.

Тбилиси мой,
твоею тенью стану я.
Ты моя гордость,
мужество и честь.
Мне подари
скамейку постоянную,
но не давай мне времени
присесть.