Стихотворения и поэмы

Мне день один запомнился особо —
Он был донельзя встречами богат…
Метель мела, весь город был в сугробах,
Почти с полудня выцветал закат.

Театр. Афиша. В списке знаменитом

Других влекут большие имена,
Мне ж всех дороже то, что здесь петитом
Вчера набрали:
                        «Анна Ильина».
Расстались мы возле театра с Анной…
Вот день пройдет, часу в шестом за ней
Зайду, и вместе, как на вечер званый,
Пойдем в Политехнический музей.
Стоял с утра над всем Тверским бульваром
Стеклянный хруст несколотого льда.
Встречалися с друзьями в доме старом
Все юные поэты…
                               Что ж, тогда
Немало было, помнится, рассказов
Об этом доме.
                    Здесь с давнишних дней,
Черновики в тетрадях перемазав,
Читали мы стихи своих друзей.

Здесь много было памятных мне встреч…

Когда стихи мы запросто читали,

Нерусская порой звучала речь,
Издалека к нам гости приезжали.

Всё громче голос Партии гремел,

Москва величьем времени дышала,
И вдохновлял могучий наш пример
Все лучшие умы земного шара.

Хоть в жизни раз, но побывать в Москве,

Хоть в жизни раз увидеть свет московский…
Они мечтали в ранней синеве
Пройтись с друзьями вдоль стены кремлевской.
Москва для них — заветная земля,
К ней шли они, ломая все преграды…
Как были гости счастливы и рады
Увидеть стены древние Кремля…

И в этот день, в метельном январе,

В широком зале, где светло и жарко,
Мы встретились с Вайяном-Кутюрье…
Беседовал тогда он с Матэ Залкой…
Я ту беседу помню наизусть, —
В тот день он был весь празднично-весенний,
Но сквозь веселье чувствовал я грусть —
Предчувствие грядущих потрясений.

Смеркалось. Матэ Залка с шуткой резкой

Пришел, подбросив слово, будто мяч…
Кто знал тогда, что будет под Уэской
Прославлен в песнях генерал Лукач?

Но вот меня уже зовут поэты.

Они сидят, составив пять столов,
Немного долгим спором разогреты,
Но больше жаром собственных стихов.

Сидим мы вдоль составленных столов.

Шумит циркач, к поэтам присоседясь,
И вновь смешит эстрадник-острослов
И без того веселых собеседниц.

Но мне сегодня вовсе не смешно,

Ведь всё полно таким очарованьем.
В полуподвале низкое окно,
А за окном сплошных снегов мерцанье.

Нас волновало новое искусство,

Рожденное в смятенье и в грозе…
Не нравилось, что, отвергая чувство,
Дом из стекла построил Корбюзье
В Москве старинной…
                             Громким разговором
Привлечены другие…
                                    Спор и шум…
И старый друг, сердясь, твердит с укором:
«Нет, ты, конечно, сущий Стародум».

И вдруг движенье… Входит Маяковский…

Мне всё тогда запомнилось подряд,
Всё: трость и шляпа, дым от папироски,
Косящий, быстрый, беспокойный взгляд…
Садится он.
                    Невдалеке эстрада,
И кто-то там вполголоса поет.
Он оглянулся.
                              Все мы очень рады —
С поэтами он и меня зовет.

«Ну что ж, закончим давнюю беседу?

Иль не хотите спорить горячо?
Читать стихи на днях на юг я еду…
Да… кстати, в „Новом мире“ вас прочел…»
(Опустим здесь то, что ушло далеко,
Что времени несет другого знак…)
«Не слишком ли уж любите вы Блока?
А я его любил совсем не так.
Его я видел, может быть, не часто,
На стыке где-то наших двух дорог.
Когда мне нужно было с ним встречаться,
Промедлить часа, помнится, не мог.
Вот пишет кто-то: „Я брожу по свету,
Ловя зари изменчивую тень…“
Совсем не то!
                     Пойти б ему в газету,
Трудиться честно на текущий день…
Что ж, а сегодня всех вас жду на вечер…»

Ушел… походка быстрая легка…

Широкие приподнятые плечи…
Мастеровая крупная рука…

Ушел — и сразу стало тихо в зале.

Как мышь, бежит улыбка по столам.
Друзья глазами молча провожали,
А пошляки шипели по углам.

Но вспоминать ли каждый выпад плоский?

То, что ушло, к нам не вернется вновь.
Но навсегда Владимир Маяковский —
Всех стихотворцев верная любовь!