Стихотворения и поэмы. Том 2. Неизданное при жизни

Ах, в одну из стычек под Нешавой,
Был убит немецкий офицер,
Неприятельской державой
Славный офицер.

Схоронили гера, гера офицера, под канавой,
Без музыки,

Под глухие пушек зыки.
Где уж было, где тут было хоронить врага со славой —
Лёг он под канавой.

Но потом – топ, топ, топ – прискакали скакуны,
Встали, вьются вкруг канавы, как вьюны
Окружили,
Землю взрыли,
Тело взяли – гера, гера офицера – наперёд
– Гей, народ!
– Гей, народы – становитесь на колени пред канавой —
Пал тут принц со славой!

Держай принца – наперёд
Тело взяли.
– Топ, топ, топ, —
Поскакали далее.
Так в одну из стычек под Нешавой,
Был убит немецкий ихний младший принц,
Неприятельской державой
Славный принц.

Война

М.У. Мозалевской

1. Поездка к эшелону

Каррьеровский портрет – пейзаж туманный —
Огни дороги – очи фонарей…
И паровоза вскрик, да, выкрик бранный,
И дух лесов и трав. Скорей,

Сквозь тьму, туман, неси отчайнный,
Белесоватый бес, безкровный конь, —
Наш фаэтон, чтоб страх наш тайный
Исчез, вошёл бы в свой закон —

В Каррьеровский пейзаж – в портрет туманный,
В огни дороги, в очи фонарей.
Вот наш визит – вон эшелон наш бранный —
Светопятно огней. Скорей, скорей!!

2. Начальник эшелона

С приступки вагона весело было
В Карьеровский лик природы смотреть.
И грустно и грузно и грозно – и мило,
Огни на дороге дерзали гореть.

И чернь часового в тумане прозрачном,
Искорки звёзд и гармоники стон —
Смешались в хаосе холодном, призрачном.
Всё ближе, всё ближе стоял тайный Он.

Я новый, непрежний, в наряде военном,
Наган снаряжённый чернеет в чехле.
Огромный, охрипший, кричу кровью пленным —
Новым солдатам, мёртвым во мгле.

Теплушки темнеют и микст мой мерцает
Синею тенью, как бархатный бриг.
И небо в тумане тёмном венчает
Короною корпус вагонов моих.

Август 1915

Август

Юдифи и Ревекке Гаухман

И звон, и музыка, и нежнополный голос,
И сумрак радостный, осенний, со двора.
И сверху тёмный женский – жаркий – волос
Кружась летит – пришла твоя пора.

О, Август алый, тёмный, тайногрозный.
Пришла, пришла, – идёт, и вот умрёт
Последней нежности июльской, плодоносной.
Цветок (не мой!) – войдёт в лазурный гроб

И там застынет памятью последней
О лете, липах, о любви людей.
И сумрак радостный, уже неделю бледный,
Идёт так дорого ко всей тоске моей.

<1915>

Откровение