Стихотворения. Поэмы

<1936>

Дети

Припоминаю лес, кустарник,
незабываемый досель,
увеселенья дней базарных —
гармонию и карусель.

Как ворот у рубахи вышит —

звездою,
гладью
и крестом,
как кони пляшут,
кони пышут
и злятся на лугу пустом.

Мы бегали с бумажным змеем,

и учит плавать нас река,
еще бессильная рука,
и ничего мы не умеем.

Еще страшны пути земные,

лицо холодное луны,
еще для нас
часы стенные
великой мудрости полны.

Еще веселье и забава,

и сенокос,
и бороньба,
но все же в голову запало,
что вот — у каждого судьба.

Что будет впереди, как в сказке, —

один индейцем,
а другой —
пиратом в шелковой повязке,
с простреленной в бою ногой.

Так мы растем.

Но по-иному
другие годы говорят:
лет восемнадцати из дому
уходим, смелые, подряд.

И вот уже под Петербургом

любуйся тучею сырой,
довольствуйся одним окурком
заместо ужина порой.

Глотай туман зеленый с дымом

и торопись ко сну скорей,
и радуйся таким любимым
посылкам наших матерей.

А дни идут.

Уже не дети,
прошли три лета,
три зимы,
уже по-новому на свете
воспринимаем вещи мы.

Позабываем бор сосновый,

реку
и золото осин,
и скоро десятифунтовый
у самого родится сын.

Он подрастет, горяч и звонок,

но где-то есть
при свете дня,
кто говорит, что «мой ребенок»
про бородатого меня.

Я их письмом не побалую

про непонятное свое.
Вот так и ходит вкруговую
мое большое бытие.

Измерен весь земной участок,

и я, волнуясь и скорбя,
уверен, что и мне не часто
напишет сын мой про себя.

<1936>

Испания

Я иду, меня послали
сквозь войны свистящий град,
через горы
прямо к славе
знаменитых баррикад.

Все в дороге незнакомо,

но иду неутомимо
мимо сломанного дола,
мимо боевого дыма.

Он, подобный трупной мухе,

через час уйдет назад.
На его лиловом брюхе
бомбы круглые висят.

Он летает над Мадридом.

Я прицелился в него,
даже шепотом не выдам
зла и горя моего.

О свобода,

   наша слава,
наших песен колыбель —
эта гнойная отрава
прилетела не к тебе ль?

Стервенея и воняя,

гадя,
заживо гния,
продавая,
изменяя, —
то ворона,
то змея.

Ночь пришла…

Республиканцы
отдыхают до утра.
Подхожу я к Санчо Панса,
с ним прилягу у костра.

Санчо прячется от ветра.

Санчо греется в дыму,
Сервантес де Сааведра
вспоминается ему.

И идет гроза по людям —

что теперь довольно!
Впредь
на коленях жить не будем —
лучше стоя умереть.

Я прошу у Санчо Панса —

он в десятый раз опять
мне расскажет, что испанцы
не желают умирать.

Что за нами

наши дети
тоже выстроились в ряд,
что сегодня на планете
по-испански говорят.

<1936>

Чиж