Читаем Стихотворения. Проза полностью

Я тоже успел заглянуть в гостиную и сразу увидал мой шкаф. Краска бросилась мне в лицо. Мне почему-то стало стыдно, я не знал, что баба Женя подарит мне такой хороший, совсем настоящий шкаф.

— Вот, мы и готовы, — баба Женя берет Верочку за руку и ведет в гостиную.

— А это что? — спрашивает Верочка, указывая на большой бюст отца бабы Жени.

— Это — бюст моего папы.

— Он — живой?

— Нет.

— А зачем он у тебя?

— Это вместо портрета.

— Я теперь знаю, это — кукла.

— Кукла, — смеется баба Женя, — Иван Васильевич, ты слышишь, что говорит твоя крестница.

— Слышу, слышу, Верочка, милая моя, что же ты прячешь свое личико, поди сюда. — Дедушка берет ее на колени. Верочка конфузливо жмется и не выпускает руку бабы Жени.

— Моя милая, хорошая крестница, тебе нравится елка?

Верочка молчит, потупив головку.

— Видишь, там тебе столик приготовлен, с куклой и посудой. Ты любишь куклы?

— Да, — чуть слышно шепчет Верочка и соскальзывает с дедушкиных колен, стоит немного в нерешительности и бежит к елке.

— Как она похожа на свою покойную бабушку, — задумчиво говорит дедушка.

Я стою рядом, я уже несколько раз шаркаю ногой и кланяюсь, но дедушка меня не видит.

— Папочка, Шура с тобой здоровается, ты посмотри, как он уморительно шаркает ножкой.

Дедушка оглядывается.

— Вот он где; ну, здравствуй, покажи, как ты кланяешься.

Я поклонился еще. Дедушка гладит меня по голове, я стою в нетерпении, мне хочется скорей к шкафу, а надо слушать, что говорит дедушка, надо стоять, пока он меня не отпустит.

— Я смотрю на него и думаю, что он похож на Петра Васильевича. Это, конечно, жалко, потому что нельзя сказать, что брат красив.

— Нет, Иван Васильевич, он похож на моего папу, — заступается за меня мама.

— Нюрочка, ты не думай, что я его обижаю. Петр Васильевич был очень хорошеньким мальчиком, но тогда не употребляли еще носовых платков, и Петр Васильевич вытирал нос кулаком, при этом он теребил свой нос со всех сторон, оттого его нос, прежде прекрасный нос, потерял свою форму.

— Папочка, ты и скажешь.

— Нет, правда, правда; Надежда Васильевна всегда говорила это, а я тянул нос книзу. Шурочка, ты тоже лучше тяня свой нос книзу.

Дедушка засмеялся, потом наклонился и поцеловал меня в лоб, и я почувствовал уколы его бритой губы.

— Отпусти его, смотри, как ему не терпится к елке.

— Да, да, иди, иди.

Я, обрадованный, побежал.

— Он препотешный.

— Да, да.

Вот он, мой шкаф; дверки со стеклом и с жердочками и с зеленой занавеской, совсем как у папы в кабинете. Я дотрагиваюсь до него, обхожу со всех сторон, я бегу к бабе Жене, которую Верочка, как настоящая хозяйка, поит мнимым чаем из только что подаренного ей игрушечного сервиза.

— Баба Женя, спасибо!

— Ну, вот, тебе он нравятся?

— Я не знал, что ты подаришь такой, ведь он — настоящий.

— Я очень рада, а ты его открывал уже? В нем еще подарки от дедушки и тети Сони.

Я снова бегу к шкафу, поворачиваю ключ; замок щелкает со звоном, как у няниного сундука, я нерешительно открываю дверцы. Палитра, краски, альбом и еще что-то. Я забираю все вещи, прижимаю их к груди, придерживаю их подбородком и иду к бабе Жене. Я сажусь на пол, в это время все мои подарки падают, и таинственный сверток, который я еще не успел развернуть, разрывается, из него выпадают деревянные коробочки, и из них рассыпаются оловянные солдатики.

— Какой ты, — говорит баба Женя и начинает вместе со мной подбирать рассыпанное.

Верочка подходит к бабе Жене, берет ее за руку и куда-то тянет.

— Постой, надо помочь.

— Нет, пойдем.

Баба Женя покорно встает и идет за Верочкой. Мимо, шаркая ногами, проходит дедушка, останавливается, наклоняется, треплет меня по голове и говорит:

— Милый.

Я краснею, мне хорошо; я люблю и дедушку, и бабу Женю, и тетю Соню и всех и всех.

Подходит няня:

— Шурочка, что это у тебя? Господи, сколько подарков ты получил, да кто ж это тебе?

— У меня еще шкаф!

— Да ну! Покажи, какой он?

Я встаю и с гордостью веду няню к моему шкафу.

— У него и ключ есть, и замок со звонком, как у твоего сундука. Вот, слышишь?

— Слышу, слышу. Какой же ты счастливый. Кто же это тебе, уж верно баба Женя?

— А дедушка мне солдатиков подарил, а тетя Соня — палитру и краски.

— А ты поблагодарил их, как следует?

Я молчу.

— Что же ты, какой нехороший; меня, старую няню, срамить выдумал. Разве можно так? Иди скорее, благодари.

Я подбегаю к моим подаркам, забираю их и иду к столу у дивана, где сидят большие. Я подхожу к тете Соне, кладу ей на колени все подаренное, шаркаю ногой и еле слышно шепчу — спасибо. Потом иду к дедушке, который кушает виноград. Занятый едой, он не сразу замечает меня.

— Папочка, он тебя благодарит.

— Ах, благодарит, а я не вижу. — Дедушка вытирает пальцы об салфетку и гладит меня по голове.

— Ну, ну, Суворов, что же ты, доволен?

— Да.

— Что же тебе всего больше понравилось?

— Шкаф, потом солдатики, потом палитра и краски, мне все понравилось.

— Ты плут черноглазый, вот что, — говорит тетя Соня, — скажи, отчего у тебя глаза такие черные, ты, верно, их никогда не моешь.

Я улыбаюсь.

— И ямочка на щеке; папочка, посмотри, какая у него ямочка.

— Да, да.

Перейти на страницу:

Все книги серии Литературные памятники

Похожие книги

В Датском королевстве…
В Датском королевстве…

Номер открывается фрагментами романа Кнуда Ромера «Ничего, кроме страха». В 2006 году известный телеведущий, специалист по рекламе и актер, снимавшийся в фильме Ларса фон Триера «Идиоты», опубликовал свой дебютный роман, который сразу же сделал его знаменитым. Роман Кнуда Ромера, повествующий об истории нескольких поколений одной семьи на фоне исторических событий XX века и удостоенный нескольких престижных премий, переведен на пятнадцать языков. В рубрике «Литературное наследие» представлен один из самых интересных датских писателей первой половины XIX века. Стена Стенсена Бликера принято считать отцом датской новеллы. Он создал свой собственный художественный мир и оригинальную прозу, которая не укладывается в рамки утвердившегося к двадцатым годам XIX века романтизма. В основе сюжета его произведений — часто необычная ситуация, которая вдобавок разрешается совершенно неожиданным образом. Рассказчик, alteregoaвтopa, становится случайным свидетелем драматических событий, разворачивающихся на фоне унылых ютландских пейзажей, и сопереживает героям, страдающим от несправедливости мироустройства. Классик датской литературы Клаус Рифбьерг, который за свою долгую творческую жизнь попробовал себя во всех жанрах, представлен в номере небольшой новеллой «Столовые приборы», в центре которой судьба поколения, принимавшего участие в протестных молодежных акциях 1968 года. Еще об одном классике датской литературы — Карен Бликсен — в рубрике «Портрет в зеркалах» рассказывают такие признанные мастера, как Марио Варгас Льоса, Джон Апдайк и Трумен Капоте.

авторов Коллектив , Анастасия Строкина , Анатолий Николаевич Чеканский , Елена Александровна Суриц , Олег Владимирович Рождественский

Публицистика / Драматургия / Поэзия / Классическая проза / Современная проза