Стихотворения том 2 (СИ)

Уносит чувственный мистраль

За дюны перекати-поле

И сосны старую печаль

Зелёной хвоей прокололи.

Сегодня-завтра сто порош

Здесь лягут двойственно и пряно,

Но Вы не верьте ни на грош

Моим звонкам с меридиана!

Я здесь невольно проходил

По делу или не по делу,

А ветер грелся на груди

И репетировал метели…

«»»»»»»»»»»»»»»

© Copyright: Игорь Белкин, 2010

Свидетельство о публикации №110061800038

Хранилище 33

Игорь Белкин

Где воробьи барахтались в пыли,

где перепёлки прятались в пшенице --

варились овсяные кисели

и чай лечебный с мятой и душицей --

там были мы, там тишина, покой,

сурепка на полях и жёлтый лютик,

полёт во сне над тихою рекой

c мелодиями ангельских прелюдий.

Прошедшим дням – безмерное «прости!»,

годам летящим – веры и прозренья,

сомнений и тревог из ассорти

случайных остановок и движенья!

И нам, живущим в холоде, в тепле,

с традициями или без традиций –

прозрачных лет на том же киселе

и кипятка с живительной душицей!

Не растирая память на золу,

на толокно брезгливо не суропясь,

пускать бы корабли по гладям луж,

в густой малинник пролагать бы тропы,

да жаль, что невозможно перегнуть

хрустящий позвоночник для возврата

в навеки потерявшуюся суть

с мечтой былой – стать ангелом крылатым...

«»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»

Было у тестя двенадцать сестёр и братьев –

мужиков могучих, словно богатырь Калев,

и женщин, шитых не шёлковой нитью, а дратвой,

и молчаливых,

с натруженными руками.

Это не присказка, а констатация факта! –

и то, что сегодня их в живых не осталось,

виновато время –

начиная от Оренбургского тракта

и до старта на родину,

оборотившегося финалом.

Моя супруга, хранительница традиций,

из года в год достраивает

генеалогическое древо,

собирает родственников по крупицам,

пофамильно, поличностно забрасывая невод.

Они съезжаются, знакомые незнакомцы,

третьи и четвёртые поколения,

если считать от тестя,

под неяркое эстонское солнце,

чтобы побыть десяток дней вместе.

Разговоры ведутся самые задушевные,

времена Столыпина и сталинских репрессий

истекают добром или тирадами гневными

в обособленном хуторском редколесье.

Сидят за общим столом дети, внучки и внуки,

обрусевшие и коренные,

разговаривают на разных наречиях,

и пахнет воздух мёдом и жареным луком,

и пенится пиво,

посверкивая в лучах набежавшего вечера...

«»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»

Не наполнился день новизной,

Истекая ручьисто и просто

Во всеобщий канал временнОй,

Напрямую не рвущийся к звёздам.

Есть законы у физики тел,

Тяготение действие множит,

И хотел бы я и не хотел –

Неподвижное движется тоже.

Относительно.

Как-то.

Куда.

В целом, не разделяясь на части.

С этим время, упрямый схоластик,

Согласиться готово всегда.

Но оно несогласно со мной,

Прошагавшим полгорода в сырость,

Что не полнился день новизной,

Не делился на ломтики сыра!

Каждый час толщиною в микрон

Проникал в меня вкусно и едко

Тополиным волнением крон,

Болтовнёю трамвайной соседки.

Да, не трогал я суппорт станка,

Сталь не сваривал газоискреньем,

Но в блокнот заносила рука

Человеческой мысли движенье!

«»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»

Январём рождённый...

Извилины в мозгу скрипят

Что жернова:

Перемолов года подряд,

Жизнь, ты права!

Но то, в чём я не преуспел,

Не мой огрех,

Не каждый камешек в судьбе

Был за орех!

Куснул – и зубы потерял,

И все дела,

А жизнь в начале января

Была светла…

«»»»»»»»»»»»»»»

А я давно за пазухой ношу

Весы Фемиды и часы Фортуны!

Мне с ними поиграть, что в рожу плюнуть

Летящему в предсердие ножу.

Высокий слог? Конечно, всё не так!

Мои слова не шутка и не юмор,

А просто отторжение от шума,

Сопровождающего каждый шаг.

Легко проникнуть в философский мир

И растопырить руки для сомнений,

Запутавшись при поиске решений

В затирке дыр и пор между людьми.

А действие достанется другим,

Нахальным и бесцветным от рожденья,

Зато с высоким чувством самомненья –

Он пуп Земли, всё остальное – дым.

А я не спорю, в жизни все пупы,

У каждого Вселенная по кругу,

Но для чего других втирать в грязюку

При восхваленье собственной судьбы?

Стучат часы за пазухой моей,

Весы Фемиды натирают рёбра,

Стереть бы их из памяти недоброй,

Но как потом отыскивать людей,

Оставшихся людьми до смертных одров?

Не для того, чтоб почести воздать,

А перенять тепло из рук на руки

И выдавать в сердечном перестуке

Кому-нибудь опять его…

Опять!

«»»»»»»»»»»»»»»

Чайник выкипел на плите.

Хлестанули дожди ворону.

Звёзды дёргают в темноте

Многооблачную бездонность.

Это вкратце. А если взять

Всё отбросить и молча въехать

В нерешительное “нельзя!”

Триумфатором сквозь помехи?

Это можно. Но будет боль

Истекать и собой дубасить

Погибающую любовь

На скукожившемся матрасе…

“””””””””””

Мозги промыты и подсушены,

В них чистота и пустота,

Для мыслей бархатных и плюшевых

Пронумерованы места.

Для мыслей острых двери заперты,

Пусть поторчат они в фойе

Или плывут на лёгком катере

Куда-нибудь к мамаше Е…

Всеобщий мир и дрязги побоку!..

Но нынче праздник Октября

И коммунисты крутят глобусы,

По-русски что-то говоря.

Под лозунгами очень страстными

В количестве тысчонок трёх

Они придут на площадь Красную,

Чтоб выдохнуть партийный вдох.

Но обагрёнными знамёнами

Не всколыхнуть уже страну

И снисходительный омоновец

Устало выхаркнет слюну.

И мне плевать, я брит и выглажен,

Мозги сияют новизной,