Сто братьев

Я еще раз твердо сжал загнутый носок туфли Хайрама, потом подполз ближе и обнял его. Мягко прижался щекой к холодному мыску. Ампулы с лекарствами и шприцы для подкожных инъекций, лежавшие во внутреннем кармане пиджака, неудобно впились в грудь. Я не возражал против этой боли. Напротив, иглы меня успокаивали. По полу раскатывалась дрожь, слышалось, как из темных каньонов книжных шкафов лает доберман Стрелок. Лежать на туфле было так удобно. Запахи кожи и резкого черного лака что-то навевали, но я не мог понять что: необъяснимое воспоминание о чем-то вроде печали, но не совсем печали. Некоторые ощущения так и поджидают, когда их пробудят какие-либо звуки или ароматы. Все знают о могуществе органов чувств. Глубоко залегающие воспоминания описывают первые манифестации «я». Лежа на туфле щекой, как на подушке, принюхиваясь к коже, я уносился мыслями во времена слишком далекие, чтобы их можно было вспомнить. С нешуточной уверенностью чувствовал, что остался в мире один, что нет ни братьев вокруг, ни единой души на лугу за стеной нашего сада. Мне представилось, что наш сад полон зеленых деревьев и молодых цветущих растений. Особенно ярко перед мысленным взором прошел пылающий разноцветьем розарий. Полагаю, это туфли Хайрама и его крем для обуви с запахом плодородного чернозема вызвали образы красных цветов, ползучих лоз, покачивающихся на ветру ветвей.

– Даг.

Мои глаза были закрыты. Открывать их не хотелось.

– Даг.

Из окна потянуло холодом. Меня передернуло. Пол тоже был холодным.

– Даг. Посмотри на меня. Даг, – произнес голос. И снова я услышал лай. Испуганный и какой-то далекий. С тем же успехом он мог бы быть и близко. Я почувствовал, как меня трогают за плечо, поднял глаза и увидел, что надо мной склонился Спунер. На его лице была написана тревога.

– Отпусти ногу Хайрама, – сказал он мне на ухо.

– Спунер, это ты. Слава богу. Дай выпить. Пожалуйста, дай выпить.

Тут туфля Хайрама брыкнулась и стала вырываться. Я не собирался ее выпускать, но она ударила в лицо, а Хайрам воскликнул:

– Уберите его от меня! Он опасен!

– Погоди, Хайрам, – сказал Спунер и присел рядом со мной, взял меня за запястье и стал мягко отнимать руку от туфли.

– Даг, нельзя хватать людей за ноги. Это нехорошо.

– Дай выпить, Спунер. Дай, будь другом. Я знаю, у тебя есть.

– Не уверен, стоит ли, Даг. – Он потянул за запястье, но я держался крепко. – Ты сам в курсе, что бывает, когда ты выпьешь, – сказал он, пыхтя от натуги.

– Ничего не будет. Мне бы один глоточек. Ничего не будет.

– Ты всегда так говоришь, Даг.

– И я говорю серьезно.

Он задумался.

– Если я дам тебе глотнуть, ты отпустишь ногу Хайрама?

– Да.

– Обещаешь?

– Да.

Он перестал тянуть. Отпустил мою ладонь и залез себе за пазуху. Там-то он и носит красивую оловянную фляжку с коньяком. Не передать, как я был рад фляжке Спунера. Она всегда при нем. Словно она его часть. Ее пробка находится внутри стеклянного стаканчика, который крепится к фляжке изящной серебряной петлей. В нее помещается полпинты. Старинная.

– Отцепите его от меня! Поскорее! Я хочу ужинать! – приказным тоном произнес Хайрам.

Теперь я вспомнил об остальных братьях вокруг, чистых воротниках рубашек и выбритых лицах, блестящих под тусклыми люстрами. Я смог разглядеть Пирса и Джейкоба, Аллана и Ральфа, Ника и Сола, а чуть поодаль, сразу за ходунками Хайрама, – Джо, который небрежно держал все тот же французский эротический рисунок восемнадцатого века на потемневшей бумаге.

– Только глоточек, Даг, – сказал Спунер.

– Только глоточек, – подтвердил я. Там, где пнула туфля Хайрама, все болело. Вокруг глаза все онемело и покалывало. Шприцы в кармане давили в грудь. Я услышал голос из толпы, объяснявший кому-то ситуацию:

– Он вцепился в ногу Хайрама. И не отпускает.

Другой голос добавил:

– Он однажды и в меня так вцепился. На мне были походные ботинки. Даг запутался в шнурках, и я никак не мог его стряхнуть. Жуткое дело.

Голос продолжил перечислять детали. Я не вслушивался. Из куртки Спунера показалась оловянная фляжка, он одним мастерским движением отвинтил ее стеклянную крышку и вынул пробку. Не будет ли преувеличением сказать, что как раз этого я и ждал с самых сумерек? Быть напоенным из фляжки брата! Вот оно, счастье. Я взял металлическое горлышко в губы и присосался, как сосет теленок, чтобы ощутить себя в безопасности, чтобы ощутить тепло внутри, чтобы стать сильным.

Глоток получился немаленький, учитывая диаметр горлышка, и потому я остался весьма доволен собой.