Сто братьев

В конце, за длинными рядами сидящих лицом друг к другу мужчин, за тихой зоной, шумными бабниками и леворукими вегетарианцами, между Бобом и Альбертом по углам дубового стола, вдали от Хайрама и с открытым видом на горящие канделябры и дымящиеся мармиты, серебряные ложки и наши раскрасневшиеся лица, под сияющим фиолетовым окном, словно парящим во тьме за деревянным троном Хайрама, – так вот там, глядя на все это и многое другое из конца нашего удивительно длинного стола, во второй его главе, сидит наш Бенедикт.

Иногда Бенедикт приносит с собой «работу» из энтомологической лаборатории – живой образец в банке или, если повезет, сразу несколько. Братья обступают его и слушают рассказы про прозрачную яйцевую камеру на головогруди черного жука с рогами и тяжелым панцирем, который тверже и прочнее наших демитасов из костяного фарфора. Если нам действительно везет, Бенедикт расставляет своих жуков на столе, чтобы они состязались на скорость. Тут обычно делают ставки, дают имена любимым жукам, рисуют майонезом финишную черту. И не подумаешь, что гонки жуков так волнительны. Зачастую жук сворачивает, лезет к кому-нибудь в суп и сучит лапками, перед тем как утонуть. В вечера, когда мы, братья, не ладим, это хорошо разряжает обстановку. Кто-нибудь из близнецов обязательно крикнет: «Бенедикт, убери своих козявок со стола! Они же все в микробах!» Бенедикт терпеливо объясняет в ответ, что его жуки чистые, что болезни переносят тараканы и люди.

– Чем скорее все рассядутся, тем быстрее подадут первую перемену блюд! – закричал на нас Джеремайя. Никто не обратил внимания. И чего он разорялся? Толпы не склонны никого слушаться, и мы не исключение из правила. Толчея царила такая, что было практически невозможно не врезаться в соседей.

– Простите, извините, – бормотал я, пробиваясь к посудному шкафу за тарелками. Чтобы добраться до них, я уперся в спину Джонатана и с силой толкнул. Он пошатнулся вперед, воскликнув:

– Не толкайтесь!

– Я не толкаюсь! – соврал я. – Это меня кто-то толкнул! Тут же как в зверинце!

Свет погас и в этот раз не загорелся снова. Все ненадолго замерли, ожидая, когда двадцать ржавых люстр опять заработают. Во время этого затишья я внезапно с силой толкнул Джонатана, словно на футбольном поле. Я не видел, куда он упал.

Свет вернулся, а я добрался до тарелок намного раньше многих.

– Даг, – окликнул кто-то рядом. Я притворился, что не расслышал, и направился к дубовому столу и свиной корейке в мармитах. Похоже, эта же мысль пришла в голову большинству братьев. Здесь в очереди не ждал никто. Какие там очереди – только плотная роящаяся толкучка вокруг еды.

В таких ситуациях приходит на выручку мой футбольный опыт.

Я сунул пустую теплую тарелку под мышку, вторую руку выставил перед собой как таран, согнув в локте, опустил голову и ринулся в толпу.

Первым я врезался в Рэймонда. Он смотрел в сторону, чем я и воспользовался, толкнув его в солнечное сплетение. Это вышибло дух из его легких, а заодно и тарелку из его рук. Разбитая тарелка немедленно привлекла внимание, а я тем временем сумел быстренько проскочить между Топпером и Винсом. Пришлось пригнуться и рискнуть равновесием, но, к счастью, я наткнулся на Пола и воспользовался им как опорой. Свою тарелку Пол удержал, но сам завалился на Денниса, чем открыл передо мной прямую дорогу – без видимых препятствий, не считая Альберта и Монго. На мой взгляд, на слепого нападать нехорошо. А Монго для меня великоват, чтобы разом сбить его с ног, хоть он и медлителен. Я побежал прямо на него, как на поле, а в последнюю секунду резко вильнул влево и обошел. Перехитрить Монго было приятно, даже очень. Теперь я уже верил, что меня не остановить. Я не учел Ричарда. Ричард вышел из-за Майкла и Абрахама. И встал прямо между мной и едой. Его голова так и ходила ходуном – вверх-вниз, вверх-вниз. Мне хотелось его сбить. Если бы я так и сделал, мне бы устроили выволочку за то, что я толкнул человека с больными нервами. Раздумывая, что делать, я стал бежать на месте. До меня уже доносилось благоухание корейки, и было оно божественно. Я решил, что Ричард, в конце концов, настоящий мужчина и может выдержать удар. Сделал глубокий вдох и с силой ринулся вперед, нацелив локоть ему в почки. Однако я потерял равновесие, пришлось упасть – другой альтернативы я не видел. До стола оставалось меньше пяти метров. Хороший получился раш, я остался собой доволен.

– Даг.

Снова тот же голос, что окликнул меня у серванта. Голос Шеймуса. Он не спал.

– Славный раш, Даг. Некрасиво свалился под конец, зато не упустил тарелку. С таким настроем на матчах и побеждают. – Он протянул мне большую руку. – Рад видеть, что ты готовишься к воскресному матчу против «Епископальных священников».

– Мы их сделаем, – сказал я.

– У тебя тут серьезный фрикционный ожог, Даг, – заметил Шеймус. – Надеюсь, это не игровая рука.

Он был прав. После падения все предплечье покраснело. К счастью, рука действительно была не игровая. Стоило заметить красноту, как пришла и боль.