Сто лет Ленни и Марго

– Это мамино, – объяснил Джонни. Потом, как будто допустив ошибку, поправился: – Было мамино, я хотел сказать. Теперь оно принадлежит Марго.

– Какой щедрый подарок сделала Марго твоя мама!

Джонни улыбнулся мне. Дыхание порой перехватывало от мысли, что однажды, и скоро уже, этот молодой человек увидит меня без одежды.

– Что ж, выпьем чаю?

Мама взяла заварочный чайник и, благополучно установив сообщение между ним и лучшими своими фарфоровыми чашками, налила нам чаю. Мама выставляла их на стол, когда хотела произвести впечатление. Я этих чашек опасалась, поскольку их появление всегда было связано с визитами врачей, противных “тетушек”, не имевших с нами биологического родства, и моей нелюбимой бабушки, которая, оставив попытки разглядеть своего сына в моем отце, переехала обратно к себе – в дом у моря.

Мама пила чай маленькими глотками, а меня захлестывало чувство вины. Вот как я с ней поступаю. Оставляю ее одну, вернее, наедине с отцом. Но так все и делают. Встречаются с кем-то, женятся и выходят замуж. Нас так учили. Мы с Джонни к тому времени давно уже встречались. И когда сидели в тот день с мамой за столом, Кристабель почти год как была замужем и жила в Австралии с солдатом, которому отдавила ноги на танцах. То есть во Франции ее будущий муж не погиб. Или, на худой конец, она забрала чужого.

– А может, нам после свадьбы поселиться здесь? – спросила я маму.

Но и это не помогло.

– Нет, котенок. – Она похлопала меня по руке, и изумруд замерцал. – Мужу и жене нужен собственный дом.

Я кивнула, понимая, что теперь уже на улыбку можно не надеяться.

Мама хотела отнести чайный поднос к раковине, привстала, и тут скрип пятой ступеньки возвестил, что среди нас появился четвертый.

Мама остановилась, глянула в сторону коридора и села обратно. Джонни стиснул мою коленку.

В кухню вошел, еле ноги волоча, мой отец в одних только перепачканных пижамных штанах в полоску – живот его свисал поверх резинки.

– Марго выходит замуж, – сказала мама, посмотрев на отца и попытавшись поймать его взгляд, но обнаружила, что ловить нечего.

Он достал из раковины немытый стакан, налил туда воды. И ответил:

– Я знаю.

– Знаешь?

– Этот парень просил ее руки, – отец махнул рукой в сторону Джонни, но к нам не повернулся.

Мама посмотрела на нас и слабо улыбнулась:

– Ну конечно. Как мило, что ты просил ее руки. По обычаю. Я и не подумала.

Я читала, что отсутствующий взгляд – один из признаков так называемой боевой психической травмы. Отец мог часами сидеть, вглядываясь во что-нибудь. Так было и в тот день. Он вглядывался в сад – клочок бурой земли, где стояло прежде наше убежище. Где мы с мамой и моей нелюбимой бабушкой сидели когда-то в ожидании смерти или рассвета.

Я смотрела на отца, стоявшего у окна кухни, и дивилась: у этого человека, чью пижаму нам не разрешалось стирать, человека, неделями не выходившего из дому и спавшего на диване с тех пор, как в окно влетела граната, будущему мужу полагалось просить моей руки. И теперь на этой руке было кольцо.

Отец Артур и сэндвич

Отец Артур сидел за столом и в полной тишине ел сэндвич с яйцом и кресс-салатом. – Сначала корку едите? – спросила я.

– Господи!

Отец Артур дернулся от неожиданности вместе со стулом, и кусочек корки, съеденной вне очереди, застрял у него в горле.

– Ленни! – прохрипел он, багровея.

Закашлялся, согнулся, свесив голову между коленей.

– Побегу за сестрой! – крикнула я.

И уже была в дверях кабинета, когда отец Артур выдавил:

– Не надо, все хорошо.

По-прежнему тяжело дыша, он открутил крышку красного термоса и налил себе чаю.

– Простите меня.

Отец Артур махнул рукой – заходи, мол, обратно, – будто ничего и не случилось.

Он понемножку пил чай, вытирая выступившие на глазах слезы, а я тем временем осматривала кабинет. Два книжных шкафа из темного дерева с Библиями, сборниками псалмов, папками. Картина с измученным Иисусом на кресте в рамке за стеклом со следами клейкого ценника на уголке. Фото чернобелого пса и фото самого Артура в очень уж ярком джемпере и с другими людьми.

Окно в кабинете отца Артура было крошечное, на планках прикрытых жалюзи лежал слой пыли. Оттянув одну, я увидела парковку. Что-то тут не так. Не может же парковку быть видно и из кабинета в часовне, и из Розовой комнаты, и из палаты Марго. Когда я впервые здесь оказалась, парковка располагалась с одной стороны здания.

– Прочитал на днях, – сказал отец Артур, заметив, куда я смотрю, – что автомобилей в мире больше, чем людей.

– Вам бы надо жалюзи протереть.

Я вывела в пыли букву Л.

Отец Артур нерешительно надкусил сэндвич, и мне захотелось напугать его во второй раз, но я сдержалась.

Рядом с Л я вывела Е.

– Будь у Иисуса автомобиль, как думаете, он бы на нем разъезжал?

Отец Артур нахмурился и улыбнулся одновременно.

– Я к тому, что так ему проще было бы везде появляться.

– Я не…

– Странно, что Иисус не рассказал жителям Иерусалима об автомобилях – не предупредил их, что будет дальше. Мог бы дать им подсказку, которая привела бы к изобретению автомобиля. Ускорить это дело.

– А откуда ты знаешь, что не рассказал?