Сто лет Ленни и Марго

– Апрель с дождями, а май с цветами, – она поцеловала меня в щеку, и сжатые между нами цветы, испустив легкую сладость, блеснули как солнце.

Отец с ней не пришел. Он в это время находился на добровольном лечении в клинике для контуженых солдат. Писал нам время от времени, и я, не обнаружив в последнем письме намека на то, что он вскоре собирается вернуться, к стыду своему, испытала облегчение.

– Улыбнитесь, – опять сказал Джонни, и мама обняла меня одной рукой.

Я взглянула на спящего Дэйви, до сих пор видевшего сны. И ощутила небесную любовь к этому маленькому розовому существу. Какую ощущала и к маме, уже прошедшей через это все, и по большей части – в одиночестве.

– Теперь ты, – мама уступила Джонни место у моей кровати.

Я отдала ему младенца, и Джонни взял его с опаской, как брал за острые края стекло, вставляя в раму. А потом мы улыбнулись.

– Сделаю еще снимок, на всякий случай, – сказала мама.

На этом снимке были только мы с Дэйви. Я натянула желтую вязаную шапочку на голову сыну. Моему мальчику. Я все еще не могла привыкнуть к мысли, что он мой, что мы произвели его на свет. Улыбаясь черной коробке фотоаппарата в неопытных маминых руках, я видела краем глаза, что желтая шапочка Дэйви поднимается все выше и выше. Она соскочила сразу после вспышки.

Но фото я смеюсь, а глаза Дэйви, видно, напуганного вспышками, впервые открыты.

Этот снимок до сих пор у меня в сумочке.

Первый и единственный поцелуй Ленни Петтерсон

Перед нами на столе в Розовой комнате лежала репродукция “Поцелуя” Климта. Где-то я ее уже видела – может, в школе, – но теперь впервые видела по-настоящему. Репродукция была напечатана на матовой бумаге, но теплые золотые краски как будто светились. Пиппа рассказала нам, что первые работы Климта вызвали большой скандал, а эту, напротив, приняли очень хорошо. На ней мы видим обнявшихся влюбленных, добавила она.

Но я с этим категорически не согласна и не могу поверить, что никто не видит одного. Женщина на картине мертва.

Цветы в волосах, глаза закрыты, лицо безучастно, хотя мужчина целует ее и привлекает к себе. Растения оплетают ее лодыжки и тянут к цветам земли, где теперь ей место. Земля требует отдать эту женщину, похоронить, а мужчина ни за что не хочет ее отпускать. Его поцелуй – это желание. Оживить ее, вернуть себе и любить.

Итак, размышляя о поцелуях, я принялась рисовать – фломастерами, очень уж заманчиво они выглядывали из стакана, – и рассказывать Марго историю.

Средняя школа Эбби-Филд, Глазго, 2011 год

Ленни Петтерсон 14 лет

Наш преподаватель английской литературы однажды на выпускном вечере поцеловал ученицу – так гласила школьная легенда.

Я относилась к этим слухам скептически, ведь в соседней школе, например, рассказывали, что один учитель биологии занимался сексом с ученицей в кладовке для учебного инвентаря. На виду у учебного скелета. Эту картинку я никак не могла выбросить из головы – любовники страстно резвятся, а сверху, потрясенно улыбаясь впадиной рта, на них взирает скелет.

Если кое-какие подозрения насчет учителя литературы у меня все-таки были, они моментально усилились, после того как однажды посреди урока, посвященного “Ромео и Джульетте”, он, присев на край парты, которую занимали мы с какой-то незнакомой девочкой, с фальшивой непринужденностью обратился к классу:

– Как понять, можно поцеловать кого-то или нет? Вопрос был встречен озадаченным молчанием.

– Как понять, можно поцеловать кого-то или нет? – спрашивал он потом весь год, словно обижался, что тот давний поцелуй сочли неуместным.

Он спрашивал, и у меня каждый раз горели щеки. Отчасти потому, что я уже начинала думать, а не правдивы ли слухи, но прежде всего потому, что не знала ответа. Я никого еще не целовала.

Наверное, все как-то представляют себе заранее свой первый поцелуй. Я почему-то всегда думала, что впервые поцелуюсь под деревом с мальчиком, чьи внешность и лицо не имели особого значения. А вот дерево было зеленое и пышное, трава – влажная, росистая, и я стояла босая.

Но так живо все себе представляя, воплотить этот замысел я не пыталась – по пышным паркам не бродила, не искала, с кем бы поцеловаться.

Поэтому и не удивилась, что мой первый (и единственный) поцелуй вышел совсем не таким, как в фантазиях. Без деревьев и буйной зеленой травы.

Возвращаясь домой с вечеринки, завершившейся, когда соседи вызвали полицию, девчонки, которые по причинам, до сих пор мне не вполне понятным, приняли меня в свою компанию, решили похулиганить – пробраться на школьную территорию. То самое место, откуда нам всегда хотелось поскорее сбежать, мы решили навестить теперь, на досуге, напившись пряного рома, украденного кем-то из отцовского бара. Вечеринка продолжилась под пожарной лестницей (если, конечно, сборище пьяных подростков, которые слушают драм-н-бэйс на телефоне – а этим-то мы и занимались, – можно назвать вечеринкой).