Сто лет Ленни и Марго

Было воскресное утро. В другой жизни я сидела бы с Джонни и Томасом в холодных гулких стенах церкви Святого Августина. И от скуки, чтоб хоть немного развлечься, считала бы, сколько всего вьющихся цветочков нарисовано на витражах. Проверяла бы, смогу ли припомнить тексты псалмов, не заглядывая в псалтырь. Сердито смотрела бы на Джонни, пинавшего по ноге Томаса, который пел, нарочито громко и фальшиво, Джонни прямо в ухо. Потирала бы руки в перчатках, чтоб не занемели. Но в своей теперешней жизни, новой жизни, я стояла одна посреди тюремной камеры. Одна в камере, да и в беде одна, поскольку что-то мне подсказывало: Кэтрин Эмилия всегда сумеет выкрутиться.

Интересно, что подумали бы прихожане церкви, увидев меня теперь. Меня, которая ничем не заслужила такого везения – водить компанию с подобными людьми. Меня, которая не имела права вот так развлекаться, а должна была сидеть в Шотландии и горевать.

Узкое окошко в двери открылось, и я увидела пару внимательных глаз.

– Маргот, – сказал полицейский – именно так, с “Т”. – Давай, выходи, милочка.

Я едва не расплакалась от радости, увидев на столе в допросной стакан воды. И так жадно пила, что пришлось потом утереться ладонью. Арестовавших нас полицейских уже не было, вместо них передо мной сидел инспектор в коричневом костюме – тучный и какой-то замученный. Рубашка на нем едва сходилась, между пуговиц выглядывал волосатый живот. Рядом с инспектором сидел офицер в форме – совсем молодой и похожий на кролика.

– Лидия? – спросил толстый инспектор.

– Нет, простите. Я Марго… Докерти.

Я уже встала, хотела выйти, но он махнул рукой:

– Садитесь, садитесь.

В допросной было тесно и пахло носками.

– Марго, Марго, Марго… – пробормотал он себе под нос, роясь в стопке бумаг на столе. – Есть ведь такая песня?

– Кажется, да.

Я была готова во всем с ним соглашаться. А песни такой, если она есть, не слышала до сих пор.

– Ага! – он вынул небрежно исписанный лист бумаги. – Да, взлом в университете.

Сердце мое заколотилось. Он нажал кнопку “запись” на каком-то устройстве с микрофоном и спросил:

– Что вам известно о недавнем взломе на Эдвард-стрит, в здании медицинского факультета?

– Да, – ответила я. Во рту опять пересохло.

– Что “да”? – спросил он сердито.

– Простите. Что вы спросили?

– Где вы были прошлой ночью?

– Там, где вы думаете.

– А что я, по-вашему, думаю?

Инспектор подался вперед, прижимаясь к столу частично оголенным животом.

– Там. У здания факультета.

– Ага! – Он помолчал, ожидая продолжения, и я тоже. – Дальше.

– Я караулила снаружи.

– Снаружи караулила? Но, как видно, не очень старалась.

Тут инспектор расхохотался, а офицер, похожий на кролика, подхватил, только вышло у него фальшиво.

– Шучу, – инспектор утер глаза. – Взлом этот по всем признакам – дело рук вашей братии. Неумело и безрезультатно, но в данном случае преступники располагали информацией, известной только сотрудникам факультета. – Тон инспектора изменился, в нем зазвучало притворное удивление. – И здесь мы выходим на очаровательную мисс Хотон, с которой я имел удовольствие пару раз встречаться, и что бы вы думали? Она-то как раз и работает машинисткой декана этого факультета. И мы имеем то, что имеем.

Я не понимала, надо ли отвечать.

– Итак, вы признаете, что входили в группу, организованную мисс Хотон и действовавшую под ее руководством?

– Да.

– И понимаете, что это признание делает вас соучастницей преступления?

– Да.

– И признаете, что повредили собственность образовательного учреждения?

– Этого я не делала, – возразила я, однако увидев, что он раздражается, сказала: – Но да.

Инспектор откинулся на спинку стула.

– Понравилось сидеть в камере?

– Нет.

– А вы осознаете, что, если дело дойдет до суда, вас могут приговорить к тюремному заключению сроком до семи лет?

Сердце мое скакало так быстро, что я за ним не поспевала. Но старалась дышать.

– Ну?

– Да, – проговорила я еле слышно.

Инспектор написал что-то на лежавшем перед ним листе бумаги и передал его офицеру.

– К счастью для вас и всей вашей веселой шайки декан факультета попросил не давать делу хода.

Что это значит в точности, я не поняла.

– Вам нужно подписать показания, потом мы возьмем у вас отпечатки пальцев для картотеки и освободим из-под стражи, но вынесем предупреждение. Ясно?

Я кивнула.

– Да.

А потом, посмотрев на меня в упор, инспектор сказал:

– И пусть это будет наша последняя встреча, мисс Докерти.

Офицер, похожий на кролика, встал и хотел уже вывести меня из допросной.

– Миссис. Не знаю, имеет ли это…

– Стоп! Миссис? А кто ваш муж? Он тоже участвовал?

– Нет, сэр.

– Хм! Почему нет?

– Он… Я не…

Я искала способ сказать это так, чтобы не выглядеть совсем уж жалкой.

– Я не знаю, где он.

Толстый инспектор был заинтригован.

– Хотите сказать, он пропал без вести?

– Нет. Нет, он… ушел он меня.

– А!

Вся интрига пропала. Инспектор зачеркнул что-то в своих бумагах.

– Вы свободны. Благодарю.

Но благодарным он не выглядел.