Сто лет Ленни и Марго

Я вышла из полицейского участка в тихий теплый день, сощурилась от яркого света, прикрыла глаза ладонью. Который час? И что сейчас произошло? Прохожий в элегантном коричневом костюме, казалось, знает про мой арест. Словно у меня печать на лбу.

– Тебя отпустили! – С этим радостным возгласом Мина кинулась ко мне, с губы ее свисала сигарета. Она обняла меня худыми руками и засмеялась. – Это всё Профессор! Он снял обвинение! Просто герой!

Солнце и запахи улицы сбили меня с толку, но гораздо больше сбивала с толку Мина. Она казалась пристыженной, когда нас задержали. А теперь – просто бесстыжей. Как она может над этим смеяться?

– Никогда больше, – мой голос охрип, и слова застревали в горле.

– Скалы круша под жарким солнцем… – запела Мина.

– Никогда. Больше.

Я двинулась вперед, а она бежала рядом вприпрыжку.

– Я боролся с законом, и закон победил![3]

Я шла молча, вдавливая излишки ярости каблуками в тротуар.

– Никогда больше. Мне вынесли предупреждение. Мина, это не… Подожди-ка.

Я остановилась. Она остановилась. Я посмотрела на нее пристально. Она бросила окурок в живую изгородь позади.

– Что?

– Твое имя. Ты зачем им липовое имя назвала?

– Липовое?

– Эмилия Кэтрин Хотон?

– Кэтрин Эмилия Хотон, – поправила Мина.

– Так что это? Имя на случай ареста?

– Это мое имя. – Она смотрела на меня как на сумасшедшую. – А ты думала, я правда Мина? – Она опять засмеялась. – Думала, моя мать, ирландка-католичка, назвала меня Миной Стар?

– То есть Мина – липовое имя?

– Это мое новое имя. Просто никак руки не дойдут поменять. Хорошо еще, я не дала тебе назваться Марджори или кем там – тогда бы тебе конец.

Мина пошла вперед, а когда обернулась, я не сдержала легкой улыбки. Так глупо. Пять лет прожила с подругой и даже не знала, как ее зовут. Не только я, оказавшись в Лондоне, себя переосмысливала. Та, на кого мне так хотелось стать похожей, выходит, и сама была вымыслом.

– Чего еще я не знаю? – крикнула я Мине вдогонку.

Она остановилась, дождалась меня и сказала, смеясь:

– Вот дурочка!

А потом схватила за плечи и поцеловала в губы.

Между нами протиснулся мужчина, растолкал нас шляпой. Себе под нос, однако же так, чтобы мы слышали, пробурчал одно-единственное слово: “Лесбиянки”.

Двадцать пять лет

Двадцать пять лет наших жизней лежали на столах в Розовой комнате.

Жестяное ведро на полу бомбоубежища, завтрак на столе, холодный, зато роскошный, призрачный взгляд скелета, ставшего свидетелем первого поцелуя, младенец в желтой шапочке. Двадцать пять историй, которые мы носили в себе, а они терпеливо ждали и дождались: теперь их развесят, похвалят и, полюбовавшись, уничтожат. Что станет с рисунками, когда все будет кончено, меня, впрочем, не так уж волновало.

– Потрясающе! – прошептала Пиппа.

– Не готово еще, – возразила я, разглядывая портрет набитого шариками поросенка Бенни и критикуя про себя бесталанную художницу.

Теперь, когда мы собрали все вместе, мне подумалось вдруг, что заполнить наши умы и мысли и эту комнату еще семьюдесятью пятью воспоминаниями, может, и не получится. В моей жизни есть туманные годы, а в жизни Марго наверняка были такие, которых она не вспомнит. Да и потом впереди неловко маячит тень нашей близкой смерти.

– Но погляди! – настаивала Пиппа. – Это уже что-то – что-то вы уже создали.

– Четверть чего-то.

– Ленни, – ласково проговорила Марго.

Я поглядела на нее, но она смотрела вниз, на лежавший перед ней рисунок. Запечатлевший Марго и мужчину на пляже – из воспоминания, которое было старше моей матери. Что, интересно, подумали бы люди, увидев этот рисунок в галерее? Смогли бы разгадать какие-нибудь или хоть какие-то детали?

Мы еще походили среди рисунков. Вот свадьба Марго, мой первый день в школе, граната – лежит себе спокойненько на цветастом одеяле. Закончить все это невозможно, казалось мне, однако двадцать пять рисунков вышли такими живыми – просто прелесть! Так обнадеживали, хоть некоторые из них увековечили худшие моменты наших жизней.

Марго погладила краешек полотна, изображавшего ополовиненную бутылку ликера со вкусом груши, и спросила:

– Ну, Ленни, что дальше?

Марго и карта

– Они от него в восторге, – говорила Элси, обращаясь к Марго, как раз когда я вошла в Розовую комнату.

А Уолтер отмахивался:

– Они просто хорошие ребята.

– Вы о чем? – поинтересовалась Пиппа.

– Элси так добра – с сыновьями меня познакомила, – объяснил Уолтер.

Пиппа многозначительно улыбнулась. Что, интересно, она об этом знает, подумала я, а Пиппа тем временем прошла вперед, встала перед классом и начала рассказывать нам про поперечную штриховку.