Читаем Сто лет Ленни и Марго полностью

Сто лет Ленни и Марго

Слегка огорченная, она слезла с моей постели, сунула ноги в белые кроссовки. Молча их зашнуровала и задернула мне шторку. Я ничуть не устала. Ну или не больше обычного. Просто хотела, чтобы она потомилась немного и в наказание за свою скрытность вынуждена была уйти и остаток перерыва провести на сестринском посту. Может, после этого она станет больше меня ценить и поймет, что, если людей только дразнить и ничего не рассказывать, дружить с тобой не будут.

Я легла для виду, как и полагается уставшей, а открыв глаза, обнаружила, что уже почему-то утро. И этим утром в мою палату пришла Марго – стоит у приоткрытой шторки и явно нервничает.

– Ленни, – сказала она тихо, – это из-за сердца.

– Что “это”? – прошептала я, еще плохо соображая после сна.

– Я здесь из-за сердца.

Я села в кровати. Вне Розовой комнаты Марго казалась такой маленькой.

– Ой! Как жалко. Мне нравится ваше сердце. У вас просто прекрасное сердце, по-моему.

– Подумала, раз мы обо всем друг другу рассказываем, надо тебе и про мою болезнь рассказать.

Я поманила Марго к себе, она несмело прокралась за шторку, села рядом на кровать.

– А подлечить его они могут? – спросила я, увидев с облегчением, что она не плачет. А точнее, абсолютно спокойна.

– Вряд ли. Но пытаются, дай им бог.

Она улыбнулась, и на секунду мне показалось, что это солнечный луч упал ей на лицо.

Ленни и автомобиль

– Где твой отец, Ленни?

Трижды Марго меня спросила и трижды не получила ответа. Поэтому удивилась, наверное, когда я заговорила, продолжая рисовать автомобили, стоящие в ряд, – маленькие, просто пятнышки. Красные, синие, белые, серебристые.

– По-моему, Мина была права, – сказала я Марго.

– Насчет чего?

– Насчет того, что преследовать не нужно.

Марго наморщила лоб.

– Помните, когда вы искали Джонни, она сказала: хочет человек начать новую жизнь – помаши ему рукой и не ходи за ним. Дай уйти, если ему так надо. Освободи его.

Больница “Принсесс-ройал”,

Глазго, ноябрь 2013 года

Ленни Петтерсон 16 лет

В кабинете врача-консультанта было темно, но позади его стола располагалось большое окно. За ним, вверху – серое небо, а если вниз посмотреть – больничная парковка. Блестящие бусинки автомобилей. Я смотрела на них, и мир казался таким далеким. Этот врач, наверное, нарочно расставил мебель в кабинете так, чтобы сидеть спиной к окну и не смотреть целыми днями, как зачарованный, на парковку.

– Темно здесь, прошу прощения, – сказал он. – Установили новые лампы с датчиком движения – так экологичнее, но мои, похоже, не работают. Раз двадцать уже махал рукой перед дурацким сенсором, и ничего.

В темноте окно особенно завораживало.

Мы с отцом сидели у стола на пластиковых стульях. Новая папина подруга Агнешка осталась ждать в приемной, до смерти перепуганная. По-моему, она отцу подходила – рассудительная, но ласковая, к тому же умела заставить его смеяться – самостоятельно он редко это делал. Я порадовалась бы, заживи они вместе.

– Могу я называть вас Линнея, мисс Петтерсон? – спросил врач.

Отец сказал: “Для всех она Ленни” – в тот самый момент, когда я сказала:

– Все меня Ленни зовут.

– Понял. Значит, Ленни. Что ж, мы получили результаты твоих анализов, Ленни.

Врач несколько раз щелкнул мышкой, и лицо его озарилось зеленым свечением ожившего монитора.

Он еще пощелкал мышью, покрутил колесико, уставился на экран – наверное, собирался с духом, чтобы сообщить то, что сообщил потом. Наконец, глубоко вздохнув, сказал:

– Этого мы и боялись.

Я попыталась представить, как он сидит дома, в постели, подоткнув под себя одеяло, с женой, хорошей книгой и кружкой бульона, и боится за меня, шестнадцатилетнюю девчонку, которую видел лишь однажды, – одну из сотни пациентов, наверное, бывавших у него еженедельно. Как он играет в сквош и вдруг останавливается, пропускает мяч, испугавшись за результаты моих анализов. Как грызет ноготь на большом пальце, выезжая с больничной парковки каждый день, все две недели, пока мы ждем этих результатов. Боится за меня.

Но теперь, давая нам разъяснения по поводу терминологии, процедур, сроков и ограничений, он выглядел бесстрашным.

Пока это все происходило, я смотрела в окно – следила, как красный автомобиль въезжает задним ходом на парковочное место. Как женщина за рулем выключает двигатель и фары гаснут, как потом она выходит, держа в руках тяжелую сумку и что-то белое. Как закрывает дверцу и не спеша пересекает парковку, направляясь к больнице. Как потом соседний, синий автомобиль аккуратно сдает назад, а подъезжающий белый притормаживает и пропускает его.

Доктор развернул монитор, чтобы показать отцу снимки, но тот сидел весь бледный. Уставился в стол и не дышал.

Пока доктор рассказывал дальше – об операциях, костях и стадиях – в кабинете включилось освещение.