Сто лет Ленни и Марго

Наш весьма неспешный поход начался с того, что у дверей Розовой комнаты мы повернули направо и двинулись к главному атриуму, в котором располагались дорогой книжный и пропахшее беконом кафе. На повседневно одетых почти не обращали внимания. С людьми в больничных костюмах иногда переглядывались. Мужчина в буром махровом халате, очень уж мрачном, крякнул, проходя мимо. Может, в знак приветствия, а может, неудовольствия. Не понять.

Мы пошли по коридору к отделению, где брали кровь и принимали приходящих пациентов. Но там было слишком много нормальных людей снаружи, так что нам пришлось, развернувшись на 180 градусов, направиться в сторону педиатрии и родильного отделения.

Когда мы оказались в тихом уголке коридора наедине, если не считать корзины с постельным бельем, Марго сказала:

– Если расскажу, что было дальше, ты, может, станешь думать обо мне иначе.

– Думаете, стану?

– Да.

– А если пообещаю не думать иначе, что бы вы там ни рассказали?

– Не можешь ты такого обещать, – сказала она.

Я задумалась, верно ли это. И попробовала иначе:

– Вы ведь рассказали про арест, и мне это еще как понравилось!

Она покачала головой.

– Это другое.

Мы еще продвинулись вперед, обе – осторожными шажками.

– Но вы же хотите, чтобы я знала?

– Да. И нет.

Такой ответ, кажется, расстроил ее саму.

– Я никому об этом не рассказывала.

– Так это тайна?

– Да. И нет, – повторила она.

Мимо поспешно прошла медсестра с полным подносом мисок, и в коридоре опять воцарилась тишина.

– Идемте. – Я взяла Марго за руку.

– А куда мы теперь? – спросила она, однако ладонь мою сжала крепко. И не отпускала, пока мы петляли по коридорам. А когда подошли к Мэй-уорд, я махнула рукой медсестрам, сидевшим на посту, и отвела Марго к своей постели.

– Ленни?

Я усадила Марго на стул для посетителей, задернула шторку, чтобы никто в палате нас не видел.

Подняла лежавший на кровати матрас, под которым хранился мой секрет. Вытащила его. Он потускнел – уже не такой розовый, как когда-то, и рыльце у него разлохматилось, потому что при встрече мы всегда тремся носами. Он был не похож на других – не медведь, не овечка, не лоскутное одеяло. Но я любила его все равно. Мне нравилось, что в палате, набитой мишками и куклами, есть он – поросенок.

– Никто не знает, что он тут, – сказала я.

Марго взяла его из моих рук с таким видом, будто это бесценный бриллиант. Взяла, как берут новорожденных, уложив головой на изгиб своего локтя. Надежно подперев его набитое шариками тельце.

– А ты, наверное, Бенни. – Марго потеребила его за ножку.

Улыбнулась и протянула Бенни мне.

– Нет, пусть побудет у вас. Немного.

– Зачем?

Я пожала плечами, понадеявшись, однако, что Марго поймет: я передала ей Бенни – свой единственный секрет. Доверила целиком и полностью.

Через несколько дней Марго опять явилась в Мэй-уорд. Я прервала свой плотный график дневного сна, освободила место для нее – в ногах кровати. Марго достала Бенни из кармана, поцеловала в лоб, а потом, держа мой секрет при себе, поведала свой.

Лондон, июль 1966 года

Марго Макрей 35 лет

Оно живет где-то там, на дне сознания.

Иногда взмахнет над водой переливчатым хвостом, обрызгает сверкающими каплями картинку перед глазами. А порой я забываю, что оно там, и когда, отяжелев, начну погружаться в глубину, уже готовая утонуть, мы – бух! – и столкнемся, я и мое воспоминание.

Воспоминание о ней.

Счастливо прожив с нами в комнате одиннадцать месяцев, наш новый сосед, петушок Джереми, пропал без вести. Звучит глупо, а когда объясняешь соседям – и того глупей. Один, помню, приоткрыл дверь, не снимая цепочки.

– Простите, у меня петушок потерялся.

– Ирландцам вход воспрещен.

Он стал закрывать дверь, и я увидела мельком козлиную бородку.

– Я не ирландка.

Он пробурчал что-то про картошку и захлопнул дверь у меня перед носом.

А я осталась стоять в темном коридоре. В доме было прохладно, но снаружи буйствовало лето. Мина уже вышла на улицу, останавливала людей, просила взглянуть на снимок нашего петушка, сделанный Полароидом. Она направлялась к парку, предполагая, что Джереми, может быть, запомнил, как мы ходили с ним туда на пикник. Наверное, соскучился по свежей травке, сказала Мина.

А я, растерянная, стояла в темном коридоре.

Я изучила входную дверь изнутри – трещину на стекле, оставшуюся после неудачной попытки взлома, почтовый ящик в клетке – ключами от нее владел один хозяина дома и держал все наши письма взаперти до самого воскресенья, а тогда уж приходил, тяжело ступая, и раздавал их нам, предварительно перехватив – мы так предполагали – те, в которых прощупывалось что-нибудь похожее на деньги.

Щеколда была так высоко, что дотянуться до нее я могла, только встав на носочки. Нет, без посторонней помощи петушок сквозь эту дверь не проник бы.

Когда Мина принесла Джереми в первый раз, я подумала, он наш гость. Необычный, но все-таки гость. Я и не знала, что он квартирант, поэтому была озадачена, когда через несколько дней Мина купила проволочную сетку, чтобы соорудить ему в нашей комнатке “загон” на безопасном расстоянии от розеток.