Сто лет Ленни и Марго

– Мы разве не отдадим его в общество защиты животных? – спросила я.

– Хочешь отдать нашего сыночка? Что ты за мать такая?

Я понимала, она шутит, но сердце все равно замерло от этих слов. С Дэйви я Мину так и не познакомила.

– То есть он остается здесь?

– Остается, пока мы остаемся.

Я сделала вид, что отнеслась к этому спокойно, а потом совершила ненужную прогулку в магазинчик на углу, чтобы поплакать втайне от Мины. В детстве у меня не было домашних животных. Дэйви – первая живая душа, за которую я отвечала. Взять на себя столь непомерное обязательство – заботиться о живом, вдыхающем воздух существе – казалось невозможным, после того как я с треском провалилась в прошлый раз.

Я вышла под палящее солнце. Мина уже, наверное, в парке. Все дома напротив нашего как будто стали больше и меньше одновременно. Я спустилась с крыльца, перешла дорогу – мальчишка на велосипеде чуть не сшиб меня.

И тихонько постучала в двери дома напротив, который, как и наш, был выкуплен предприимчивым хозяином и превращен в коммуналку. На мой неслышный почти стук никто не отозвался, и я вздохнула с облегчением – теперь можно честно сказать Мине, что я пыталась. Проделав то же самое у дверей домов справа и слева, я приблизилась к следующей и хотела уже постучать, но тут появился высокий мужчина в костюме цвета верблюжьей шерсти. Он придержал дверь, я поблагодарила и вошла.

В прихожей пахло чужой кухней – луком, перцем и тостами. Вокруг было тихо, и я постояла немного, раздумывая, как мне жилось бы в этом доме, а не в нашем. Я ведь могла бы поселиться здесь, а не через дорогу. Могла бы ходить по этому полу, отпирать комнату 2А и называть ее домом. Живи я здесь, Мина была бы просто незнакомкой с противоположной стороны улицы, изредка попадавшейся мне навстречу. Она проплывала бы мимо в своих длинных платьях, а я – смотрела на нее с любопытством, но так ничего и не узнала бы.

Джонни вышел на работу дня через три после нашего с Дэйви возвращения домой. До того момента я не испытывала какого-то особенного страха, каких-то опасений за маленькое розовое существо у себя на руках, завернутое в одеяла, но увидев в окно гостиной Джонни, бредущего прочь, в темноту, вдруг ощутила это невероятное бремя. Я смотрела на спавшего Дэйви с пузырьком слюны на губе, а видела черную бездну. Как, скажите на милость, могла я иметь ребенка, если даже машину не умела водить? Если даже налоги не умела платить? Если даже курицу не умела жарить? Как могла я иметь ребенка, если не умела быть матерью?

По лестнице спускалась женщина в легком оранжевом платье.

– Вы не видели петушка? – спросила я.

Она недоуменно улыбнулась, надела солнцезащитные очки, молча открыла дверь и вышла на белый свет. Оставив после себя сладкий, пудровый аромат духов. Я тоже вышла на солнце вслед за ней.

И побрела по улице дальше.

Когда Дэйви заболел в первый раз, Джонни не хотел везти его к врачу.

Я шла еще минут десять, а потом скрылась от жаркого солнца этого беспетушиного дня, нырнув в магазинчик у нас на углу. Хозяин смотрел крикет, установив черно-белый телевизор с зернистой картинкой на стуле и приспособив плечики из проволоки в качестве дополнительной антенны.

Игрок поймал мяч, хозяин охнул и обернулся ко мне.

– Марго, радость моя, чем тебе помочь?

– Вы… – Я откашлялась, но голос все равно был какой-то придушенный. – У вас петушка не было?

– Увы, моя дорогая. Мы не можем торговать мясом, пока холодильник не починят.

– Нет-нет, нашего петушка. Мы с Миной держим дома петушка, и он потерялся.

– Петуха держите?

Я кивнула.

Хозяин озадаченно улыбнулся, наморщил нос:

– Ну, если зайдет зернышек купить, я вам сообщу. И хрипло хохотнул.

Через два дня после смерти Дэйви я проснулась среди ночи, будто от толчка – померещилось вдруг, что он заплакал, а потом внезапно затих. Я бросилась к кроватке, но Дэйви там не было – куда он делся? Вылезти сам он не мог – слишком мал. Его плач еще отдавался в ушах. Я кинулась обратно, в нашу комнату. Джонни спал, свесив руку с кровати, касаясь костяшками пола.

– Джонни, Джонни, проснись!

Он шевельнулся.

– Малыша нет! – крикнула я.

– Знаю, – пробормотал он, туго соображая со сна.

– Его кто-то забрал! – Я взглянула на запертое окно. – Надо вызвать полицию!

Я притащила телефон из гостиной – провод натянулся, и вилка в конце концов выскочила из розетки. Я протянула Джонни трубку:

– Надо вызвать полицию!

Джонни сел и уставился на меня с таким презрением, что я его нутром ощутила.

– Что?

Сонная пелена рассеялась, и я поставила телефон на кровать.

Рядом с магазинчиком находилась парикмахерская – с такими фенами для химической завивки, куда вся голова помещается. У меня не было сил идти туда и позориться снова. Я отправилась дальше, в конец улицы, но, достигнув перекрестка, испытала такое чувство, будто за перекрестком этим – конец света.

В мастерскую, где изготавливали памятники, мы явились в назначенное матерью Джонни время, но она уже была там. Сказала: “Я пораньше пришла”. Гравер набросал на чертежной бумаге слова, и по сей день высеченные в камне на могилке Дэйви.