Сто лет Ленни и Марго

Я гордо поднялась, повернулась, позволила усадить себя в него – черное и широкое, не предназначенное для худощавых вроде меня, но на удивление обезличенное, одинаково подходящее всем. У него было название и инвентарный номер – то и другое написано на сиденье, – вдруг кто-то захочет его украсть. Кому это нужно и зачем, ума не приложу. Опустившись в него, я удивилась, какое оно податливое. Положила руки на поручни.

– Ты уверена? – спросила Новенькая Медсестра.

Я поставила ноги на подножки.

– Ну что ж, тогда вперед! – сказала Новенькая Медсестра с фальшивым воодушевлением.

Интересно, заплачет она? Новенькая Медсестра откатила его назад, чтобы развернуть меня в нужном направлении. Оно было из Мэй-уорд – я знала без вопросов, – то есть дожидалось меня все это время. Ему предназначалось везти меня, когда я пойму, что сломалась совсем и не могу уже даже ходить – или не я, а мой друг, как в данном случае. Когда остатки моей самостоятельности будут отняты, словно загнившая конечность. Когда придется наконец признать, что меня можно только устроить как можно удобнее и больше ничего сделать нельзя.

А когда тебя устраивают поудобнее – хуже нет.

Даже самый ярый до этих пор мой сторонник не верил, что я способна дойти в другое крыло и не умереть.

Новенькая Медсестра выкатила меня из Мэй-уорд к сестринскому столу – на Джеки, поедавшую за ним чипсы, я решила не смотреть и задумалась об одной истории, которую где-то услышала. Или не услышала, а прочитала, но это неважно, главное – история хорошая. Два человека лежали в больнице. И оба болели. Одному сказали, что он пойдет на поправку и со временем выздоровеет, ему еще жить и жить. Другому – что он умрет в течение года.

Через год человек, которому предсказали смерть, умер, а второй остался жить, как ему и говорили, и сообщил, что хорошо себя чувствует. И только тогда в больнице поняли: произошла ошибка, обоим пациентам дали неверные сведения – каждому о судьбе другого. Умерший на самом деле был здоров, а живой – смертельно болен.

Если я одна до сих пор верю, что, может, и выживу, то рано или поздно смирюсь со своей участью и в конце концов умру. Если бы результаты моих анализов спутали, была бы я сейчас где-нибудь в другом месте – в колледже, на работе, бродила бы по улицам шведских городов в поисках матери, здоровая и цветущая? Если разум так могуществен, что может убить человека без всякой болезни и спасти умирающего, не хотела бы я дать собственному мозгу убить меня, не веря, что могу поправиться.

Раньше, встречая в больнице людей в инвалидных креслах, я как-то не задумывалась, что они внизу. В самом низу. Совсем не догадывалась, каким маленьким себя чувствуешь, если ты всем по пояс и не имеешь даже сил самостоятельно перемещаться. С сиденья все виделось большим, будто я снова стала ребенком.

Блестящий пол под моими колесиками менял цвет – с голубого на оранжево-красный, а потом серый в разноцветную полоску, – это мы миновали разные отделения, держа путь туда, куда направлялись. Я ничего не говорила, и она тоже. И я радовалась. Но не потому, что хотела помучить ее своим молчанием, просто в таком была состоянии, что и не знала – пошучу или расплачусь. Не знала, буду дальше жить и смеяться или вот оно – доказательство, что двигаться предстоит только вниз, а потом еще ниже, в землю, и там, в темноте, ждать пришествия Вишну, Будды или Иисуса – смотря кто из них пунктуальней.

Мы почти добрались, Новенькая Медсестра замедлила шаг, сверяясь с номерами на дверях, и наконец вкатила меня в отделение интенсивной терапии. Где пищали разнообразные аппараты, а белый дневной свет, разрезая пространство и перемежаясь с тенью, полосовал больничные койки. На одной из них лежал мужчина. С грязной жесткой бородой и в больничной рубашке, тоже перепачканной – пятнами крови на вороте. У кровати стоял врач. Новенькая Медсестра остановила кресло, и я подняла глаза на них обоих.

Врач нагнулся ко мне, пожал мою руку.

– Ты, стало быть, Элли. Спасибо большое, что выручаешь нас.

– Вообще-то я Ленни.

– Ой, прости! Ленни… Ну и необычное имя!

Вид у врача был важный и одновременно смущенный. Растопырив пальцы, он провел рукой по волосам.

– Шведское. Само собой разумеется…

Я сделала знак рукой – мол, разумеется, с учетом обстоятельств.

– Ну да. Шведское. Чудесно.

Я даже нечаянно рассмеялась над его неловкостью. Он приложил руку к подбородку.

– Словом, Ленни, это мистер Эклунд. Поступил неделю назад. У него нет постоянного адреса, и переводчика со шведского мы не можем найти – какой-то кошмар! – праздники ведь. Нам нужно сказать ему, что на завтра назначена операция. И я хочу понять, больно ли ему. Это… м-м-м… – он опять пригладил непослушные волосы, – … это совершенно нестандартная ситуация, и если почувствуешь, что не справляешься, дай нам знать.