Сто лет Ленни и Марго

Этот врач вообще-то был довольно привлекательный, меня даже в дрожь бросало от его голубых глаз. Если удастся силой мысли продлить себе жизнь еще лет на десять, подумала я, мы могли бы и пожениться. А ему сказала, что все в порядке, только по-шведски мне давно уже говорить не приходилось, поэтому надо размяться, наверное.

Мистер Эклунд выглядел утомленным. Его серебристую бороду не мешало помыть, лицо было изранено, и, кажется, он не ел как следует уже много месяцев, но глаза мистера Эклунда блестели и внимательно смотрели на меня из-за покрывала.

Врач указал на стул рядом с кроватью. Я резво вскочила с инвалидного кресла – глядите, мол, какая здоровая. Подковыляла к стулу и села рядом с мистером Эклундом.

– Для начала, Ленни, не могла бы ты просто представиться и спросить, как он себя чувствует, а дальше будем действовать по ситуации, – предложил врач.

– Hej, jag heter Lenni Pettersson[4].

Повернувшись ко мне, мистер Эклунд, донельзя изумленный, спросил:

– Svensk[5]?

Я кивнула.

Он сел в кровати, с благодарным удивлением разглядывая меня. Поскреб бороду. Кисти его рук были лиловыми от синяков. Словно кто по ним топтался.

Я спросила, как он.

Рассмеявшись, мистер Эклунд глянул на свои ноги, рядом с которыми у кровати стояла Новенькая Медсестра – сторожила пустое кресло. Он говорил по-шведски, но я переведу.

– Я умираю, – ответил он.

– Может показаться, что от этого ваше положение улучшится, но на самом деле нет.

Он подался вперед.

– Как ты сказала?

– Я думала, мне это что-то даст. Думала, люди будут добрее.

– И ты умираешь? – Мистер Эклунд скрестил руки на груди.

Я кивнула. Моя судьба его, кажется, огорчила.

– Они спрашивают, как вы себя чувствуете.

– Как умирающий, – он усмехнулся.

– Вас хотят оперировать завтра.

– Зря время потратят. Мне уже не выкарабкаться, я знаю.

– Сказать им, чтобы не оперировали?

Он задумался, поднял руку в синяках, почесал локоть.

– Пусть попробуют, с другой-то стороны.

Я кивнула и сообщила его мнение доктору, наблюдавшему за нами с интересом.

– Приятно слышать шведскую речь, – продолжил мистер Эклунд. – Как ты тут оказалась?

– Это долго рассказывать. А утомлять вас сейчас не хотелось бы.

– Скучаешь по Швеции?

– Бывает. Но вернуться не могу.

– Да, – согласился он, словно только сейчас осознав, что и сам уже не сможет вернуться.

– А в Глазго где вы живете?

Он улыбнулся:

– Везде.

– Врач сказал, вы бездомный.

Он кивнул.

– Почему у вас нет дома?

– Я прожил ужасную жизнь. И ничего другого не заслуживаю.

Я хотела уже протянуть руку и коснуться его руки, но на эти лиловые синяки больно было даже смотреть.

– Чем мне вам помочь?

– Скажи им спасибо – за то, что пытаются спасти никчемного старика. А еще скажи доктору, что я приехал в Глазго отыскать свою девочку, и попроси их найти ее, если получится, когда я умру. – Он показал на синюю дорожную сумку на столе, рядом с перепачканными кровью джинсами. Потом наклонился вперед и проговорил совсем тихо, хоть никто все равно понятия не имел, о чем мы там беседуем: – Ее свидетельство о рождении в этой сумке. Пусть они скажут ей, если найдут: я сожалею обо всем, что натворил. И скучал по ней каждый день. Пусть отдадут ей эту сумку со всем содержимым – там все ей принадлежит. А если не найдут мою дочь, пусть отдадут сумку первому встречному бродяге.

Я кивнула и быстро глянула на сумку. В начале жизненного пути она явно была совсем другого цвета.

– Они спрашивают, больно ли вам.

– Да. Но я это заслужил.

Чем же этот человек заслужил то, что считает заслуженным, подумала я.

– Скажи им, я спать хочу.

– А вы хотите?

– Нет. Умереть хочу.

– После операции вам, может, полегчает. И вы сами отыщете дочь.

Он улыбнулся мне, как дед внучке – тепло и заботливо, но давая понять, что в жизни повидал гораздо больше и гораздо лучше познал ее тайны.

– Я уже готов.

– Откуда вы знаете?

Он положил ушибленную руку поверх моей.

– Знаю.

Мне хотелось спасти его. Здесь только я могла с ним поговорить, а он собирался сдаться.

– Но откуда?

– Чувствую, да и все.

– И вам не страшно?

Он натужно вдохнул и снова ласково улыбнулся, пристально на меня посмотрев.

– Не бойся умирать, милый носик.

– Но я боюсь, – шепнула я.

– А чего бояться-то? – он рассмеялся и дальше сказал по-английски: – Это как заснуть.

Услышав английский, доктор посмотрел на нас.

Мистер Эклунд опять переключился на шведский.

– Просто закрываешь глаза, и все.

– Откуда вы знаете?

– Ну, я, конечно, еще не умирал, это правда, но так оно и будет.

Еще один натужный вздох протарахтел в его легких.

Я перевела врачу, что мистеру Эклунду не больно, только это, похоже, была неправда.

– Себе, знаешь ли, можно верить, – сказал он. – Верь себе, ты почувствуешь. Как чувствуешь голод или жажду, так почувствуешь и что время пришло. Но с тобой, милый носик, надеюсь, это еще не скоро произойдет.

– Я уже сто лет живу, – ответила я.

Он не спросил, как это так.