Читаем Сто печалей полностью

Какую же из этих трех версий выбрать? Непосредственно в самой строке нет ничего, что говорило бы в пользу какой-либо из них. Читатель, требующий от поэта, чтобы тот ясно говорил то, что хочет сказать, может быть недоволен таким стихом.

Та же неясность есть и в следующем стихе:

Одинокий челн крепко привязан... родных садов сердце.

Что такое «одинокий челн»? С первого взгляда это как будто бы вполне ясно. Строка построена совершенно так же, как предыдущая — строго параллельно:

Кусты хризантем... во второй раз расцвели... других дней слезы.Одинокий челн крепко привязан... родных садов сердце.

Если слова о хризантемах принять за деталь описания места, где находился поэт, то по закону параллелизма и слова о лодке надлежит принять за такую же реальную деталь. И это вполне допустимо. Поэт несомненно находился на берегу реки, следовательно, вполне возможно, что он увидел привязанную к берегу лодку.

Но тут же возникают другие соображения. «Одинокий челн» в китайской поэзии — один из распространенных образов одиночества. Им пользуется и Ду Фу, когда хочет сказать о своем одиночестве, о своей оторванности от всего, к чему стремятся его чувства, его думы. Пусть слова «одинокий челн» и указывают на реальный предмет, они не могут не восприниматься и как образ. Иначе говоря, здесь опять присутствует мысль о себе: в предыдущем стихе — через воспоминание о себе в прошлую осень, в данном случае — через представление о себе сейчас. Параллелизм вторых частей этих двух строк полный: «других дней слезы» и «родных садов сердце» несомненно относятся к душевному состоянию поэта.

«Родные сады» — то же, что «родные места». Родными местами поэт мог назвать свой любимый Чанъань; еще точнее — южный пригород столицы у реки Ванчуань, где находился его дом. Это становится ясным, если вспомнить, что у поэта при доме был сад, а в саду — кусты хризантем. Об этом сказано в его стихотворении «Девятый день»: «О, хризантемы у реки Ван — в родном моем селеньи...». Таким образом, устанавливается прямая связь между «кустами хризантем» в первом стихе и этими словами второго стиха: зрелище цветущих хризантем в чужих местах вызывает у поэта мысль о его родном доме. Слово «сердце» употребляется в значении и «мысль», и «чувство».

Как же все-таки понимать этот стих? Комментаторы, не находящие связи в грамматической структуре стиха, стремятся установить какую-нибудь связь чисто логического характера. Опорой для них при этом служит выражение «крепко привязана».

Цинский Цянь Цянь-и[325] передает содержание этого стиха так: поэт крепко привязал здесь свою лодку, держа ее на случай: может быть, и окажется возможным отправиться в путь. Он сделал это потому, что в его душе все время жила мысль о родных местах.

Иначе толкует эти слова Шао Фу[326]: он считает, что образом крепко привязанной лодки поэт хочет выразить мысль о том, что телом он привязан к этим местам, но душа его — далеко.

Наконец, третье толкование дает Гу Чэнь[327]: лодка поэта привязана к берегу крепко; так же крепко привязано, сковано его сердце, все время стремящееся к родным местам.

Существуют и иные толкования, вернее — различные варианты приведенных[328]. Что же правильно? Приходится повторить сказанное выше: в тексте нет ничего, что говорило бы за какое-либо из этих и всяких других толкований. Единственно, что с полным основанием можно сказать о первом стансе, то, что в нем присутствуют два плана: описание окружающей обстановки (картины поздней осени) и мысли и чувства поэта. Но оба плана никак не соединены — ни грамматически, ни логически. Они просто «вложены» друг в друга. При этом, если первый план (описание картины) выражен достаточно ясно, второй (психологический) дан скрыто, образует как бы некий подтекст.

2Одинокая крепость Куйчжоу... заходящее солнце косит.Все время смотрю на Северный ковш... гляжу вдаль на столицы блеск.Слышу обезьян и действительно проливаю... при третьем крике слезы.Еду посланцем, лишь попусту следую... восьмой луны плот.В расписной палате курильницы от меня, приникшего к изголовью, отвратились.Горной башни белый парапет... камышовая дудка скрыта.Прошу, смотри! В глициниях и плюще на скалах — лунаВот уже освещает на отмели тростников и мискантов цветы.
Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека мировой литературы. Малая серия

Похожие книги

История Железной империи
История Железной империи

В книге впервые публикуется русский перевод маньчжурского варианта династийной хроники «Ляо ши» — «Дайляо гуруни судури» — результат многолетней работы специальной комиссии при дворе последнего государя монгольской династии Юань Тогон-Темура. «История Великой империи Ляо» — фундаментальный источник по средневековой истории народов Дальнего Востока, Центральной и Средней Азии, который перевела и снабдила комментариями Л. В. Тюрюмина. Это более чем трехвековое (307 лет) жизнеописание четырнадцати киданьских ханов, начиная с «высочайшего» Тайцзу династии Великая Ляо и до последнего представителя поколения Елюй Даши династии Западная Ляо. Издание включает также историко-культурные очерки «Западные кидани» и «Краткий очерк истории изучения киданей» Г. Г. Пикова и В. Е. Ларичева. Не менее интересную часть тома составляют впервые публикуемые труды русских востоковедов XIX в. — М. Н. Суровцова и М. Д. Храповицкого, а также посвященные им биографический очерк Г. Г. Пикова. «О владычестве киданей в Средней Азии» М. Н. Суровцова — это первое в русском востоковедении монографическое исследование по истории киданей. «Записки о народе Ляо» М. Д. Храповицкого освещают основополагающие и дискуссионные вопросы ранней истории киданей.

Автор Неизвестен -- Древневосточная литература

Древневосточная литература