Стоик (The Stoic)

As they cruised slowly along, paralleling the familiar towering skyline of the city, Berenice became lost in thought of the enormous contrast which her years in India was now presenting to her.	Пароход медленно шел вдоль берега, знакомые очертания нью-йоркских громад заслоняли небо. Как непохоже все это на Индию, думала Беренис, какой разительный контраст!
Here were clean streets, tall, expensive buildings, power, wealth, material comforts of all descriptions, well-fed and well-dressed people. She felt that she had changed, but what that change was comprised of she was not as yet aware.	Здесь чистые улицы, великолепные многоэтажные здания, могущество, богатство, самый изысканный комфорт, сытые, хорошо одетые люди, а там... Беренис чувствовала, что изменилась, но в чем - пока еще и сама не понимала.
She had seen hunger in its ugliest form, and she could not forget it.	Она видела голод в самой обнаженной, уродливой форме - и не могла этого забыть.
Nor could she forget the haunting expressions of some of the faces she had looked into, especially the children's.	Не могла она забыть и выражения некоторых лиц, особенно детских - так смотрит затравленное, испуганное животное.
What, if anything, could be done about it?	Что же можно тут сделать, изменить? Да и можно ли?
And yet, this was her country, her native land, which she loved more than any soil in the world.	Но вот перед нею страна, где она родилась и выросла и которую любит больше всего на свете.
And for reason of this her heart throbbed a little faster at the most commonplace sights, such as, for instance, the endless advertising signs and their pretense to values which, even when blared in color or type twelve inches high, were still so often non-existent; the loud shrill cries of the newsboys; the raucous horns of the taxis, autos, and trucks; and the vanity and show of the average American traveler, with often so little to substantiate it.	И сердце Беренис забилось быстрее при виде самых обыденных картин - несметного множества реклам, расписывающих гигантскими разноцветными буквами бесценные достоинства того, чему подчас на самом деле грош цена, толпы крикливых мальчишек-газетчиков, вереницы оглушительно гудящих такси, легковых автомобилей и грузовиков; и напыщенный вид путешествующего американского обывателя, которому, в сущности, едва ли есть чем кичиться.
After deciding to take residence at the Plaza Hotel, for a few weeks at least, she and her mother declared their baggage and later climbed into a taxi with a happy sense of being home at last.	Покончив с формальностями в таможне, Беренис и ее мать решили остановиться в отеле "Плаца" -по крайней мере на несколько недель; в такси они с радостью почувствовали: наконец-то они дома!
Berenice's first impulse, after they were settled in their hotel suite, was to call on Dr. James.	И как только они устроились у себя в номере, Беренис позвонила доктору Джемсу.
She longed to talk to him about Cowperwood, herself, India, and everything pertaining to the past, as well as her own future.	Ей не терпелось поговорить с ним о Каупервуде, о себе самой, об Индии - и не только о прошлом, но и о будущем.
And when she saw him in his private office in his home on West Eightieth Street, she was overjoyed by his warm and cordial reception and his very great interest in all she had to tell about her travels and experiences.	Они встретились в кабинете Джемса, в его доме на Западной Восемнадцатой улице. Беренис была растрогана: Джемс принял ее очень тепло и дружески, с большим интересом слушал ее рассказ о том, где она побывала и что видела.
At the same time, he felt that she was wanting to hear everything relating to Cowperwood's estate.	Доктор Джемс понимал, что Беренис интересует судьба состояния Каупервуда.