Столько лет спустя

Я пошла на Красную горку, где их расстреливали, искать отца. Отец, видимо, бежал, так как он лежал в стороне, у полотна железной дороги, у него было три раны — в ноге, в боку и в голове. Обняв его за ногу, лежал с ним муж нашей знакомой женщины. Только 12 января эта женщина принесла мне от отца записку, которую она обнаружила у него в руке: «Прощайте, мои деточки и жена, последний раз. 7 янв.— 42 г.»

…Враги хотели устрашить, запугать, покорить. Хоте­ли сделать людей рабами.

Было немало женщин, которые, выйдя из дому, вста­вали в колонну к мужьям и с ними вместе шли на Крас­ную горку.

Всего было расстреляно 12 640 человек. Почти треть довоенного населения Евпатории.

Я думаю иногда о наших далеких союзниках. Конеч­но, война — для всех испытание, для всех — горе. Но все-таки одно дело — воевать вдали от дома, на чужой зем­ле, на чужом полушарии. И совсем другое — на своей соб­ственной земле.

После освобождения Евпатории на Красной горке вскрывали могилы. Многие узнавали близких, дорогих, любимых. «В одной из ям Любовь Андрющенко узнала мать и отца… Матрена Галушко узнала своего сына Вик­тора… В другой яме старики Радиковы узнали сына Пет­ра…» (из акта городской комиссии).

Возвратимся к началу главы.

Летом 1982 года в Евпатории через Приморский сквер прокладывали ливневую канализацию. Ковш экскаватора зацепил очередную груду земли, и рабочие увидели… ос­татки одежды. Когда стали копать дальше, обнаружили в траншее куски матросских бушлатов, обуви, остатки ремней, пуговицы. Нашли амулет с запиской, но разобрать буквы оказалось невозможно — чернила растворились. В Евпатории в это время работала археологическая экспе­диция МГУ. Именно им, молодым биологам и археологам, довелось проводить экспертизу. Вот ее заключение:

«Кости принадлежат скелетам восьми мужчин. Погре­бенные погибли от ран, нанесенных холодным оружием, пулями, многочисленными осколками и механическими травмами черепа».

Значит, скорее всего был ближний бой, проще гово­ря — рукопашная.

…Таких похорон еще не знала Евпатория. За броне­транспортером с развевающимся военно-морским флагом шли восемь машин с опущенными бортами, на гробах, оби­тых красным кумачом, лежали бескозырки. Представите­ли всех родов войск провожали моряков в последний путь. На улицы города вышли все — седые старики стояли у ворот, матери выкатывали коляски с грудными детьми. Вышли отдыхающие и работники санаториев. На всем пути до Красной горки стояла живая людская стена.

Там, на Красной горке, воины восьмидесятых годов салютовали воинам сороковых.

* * *

На память о том времени, о целом поколении у меня осталась драгоценная реликвия — ржавая, черная, обго­релая пуговица от морского бушлата. Ее извлекли в евпа­торийском сквере летом 1982 года. Она лежит передо мной на столе, вот она — рядом.

А за окном — поздняя осень, в евпаторийском сквере уже облетела листва, природа ушла на покой. Всему свое время — дробятся скалы, осыпаются низкие берега, вет­шают старые причалы.

Одно лишь море не стареет.

* * *

Ляшенко Екатерина Васильевна, урожденная Глицос, г. Алма-Ата: «Расстрелянные в кроватях моряки были спрятаны главврачом Балахчи и хирургом Глицосом с помощью медсестер в родильном отделении больницы.

Ужасны воспоминания трех трагических дней для меня, потому что расстрелянный во дворе больницы хирург Глицос — мой родной брат. В 1941 году он закон­чил Симферопольский мединститут по специальности хи­рург. Погибших моряков похоронили в противотанковых рвах городской окраины — так называемый район «Бахчалык». В настоящее время там стоят памятники погиб­шим морякам-десантникам, там же покоится и мой брат Глицос Константин Васильевич двадцати двух лет».