Стон (СИ)

— Сад, ты не тронешь его.

— Это я уже слышал. Просьба или приказ?

— Констатация. Всё закончилось.

— Уверен? Хотя, помнится, и это ты мне уже говорил.

— Я не пойду больше в Ярд. Никогда.

— Почему? Судьба человечества стала тебе безразлична? Или думаешь, что я выдохся?

Шерлок с ненавистью посмотрел на экран телефона.

— Тебе всё ещё недостаточно крови и моего унижения?

— О, господи, Шерлок… Не делай из меня отрицательного героя. В который раз ты заводишь шарманку, навязывая мне библейский диалог о добре и зле. Надоело слушать твой высокопарный скулеж.

— Черт возьми, Сад! — В глазах темнело от ярости. — Ты загнал меня в угол. Я зверски устал.

— Блядь! —Он заорал так, что заломило висок. — Ты сам загнал себя туда, идиот! От тебя требовалось так мало: подставить свой гребаный зад и подмахнуть не самому херовому в мире любовнику! Это было так трудно?! Это было так мерзко?! Плохо ты подо мной кончал?! Трясся, как сучка, и так же повизгивал от удовольствия! Кого ты хотел обмануть, грязная шлюшка?! Меня?! Да я переебал сотни таких, как ты! Думаешь, я не видел твоих затуманенных глаз?! О, как героически ты сдерживал стоны! Это достойно уважения, Шерлок. Да. Но как ты при этом корчился и дрожал, как метался в моих руках! Господи, всё так просто: хочешь — получи. А ты хотел… Так долго хотел, жалкий, ничтожный девственник. Ты дорвался до члена и не мог остановиться! Я, блядь, захлебывался твоей спермой! Долго же ты копил это сокровище. Но тебе было сладко думать о себе, как о жертве. Шерлок, ты мне противен. Столько трупов на твоей совести… Из-за тебя я лишился Ди. Он снится мне каждую ночь. Он, а не ты.

Телефон прожигал ухо; злобный поток омывал готовый взорваться мозг, и голова болела так сильно, что меркло сознание. Шерлока крупно трясло. Слезы, которых он даже не замечал, заливали подбородок и шею.

Сад перевел дыхание и, помолчав, устало добавил:

— Мне нет никакого дела ни до тебя, ни до твоего потрепанного любовника. Радуйся долгожданной свободе, Шерлок. Будь счастлив. Если, конечно, у тебя получится быть счастливым, стоя по колено в крови… Ты заразил меня патетикой. Мой сладкий мальчик… Кстати, о Ярде не беспокойся, его больше не будет. Ты не поверишь, через месяц-другой на его месте откроется славная семейная кондитерская. Знаешь, как её назовут? «Медовый локон»*. По-моему, очень мило. Обязательно приглашу туда Майкрофта Холмса. Он такой сладкоежка!

Короткие гудки впились в висок тонкой иглой, и согнувшись так резко, будто переломанный позвоночник перестал поддерживать тело, Шерлок застонал от боли, почти теряя сознание, вот-вот готовый упасть.

Сильные руки подхватили и уложили его на кровать.

— Шерлок. Что?

— Голова… Очень болит голова.

— Где у тебя аптечка?

— Ванная…

— Найду. Молчи. Я помогу тебе.

Джон выбежал из комнаты, и страх придавил Шерлока к постели, колючей рябью пробегаясь по коже, вздыбливая волоски. Страшно без Джона. Страшно. Но даже от короткого прикосновения его рук стало значительно легче.

Шерлок закрыл глаза, не в силах выдержать заливающий спальню солнечный свет.

Саду он не поверил. Слишком хорошо изучил он все признаки его дошедшего до предела безумия.

И его разрушительной ревности.

***

Садерс метался по дому, расшвыривая всё на своем пути, слепой и глухой от ярости.

— Санти! Где ты, мать твою?! Мы улетаем! Вдвоем! Если через час я не буду в небе, тебе не жить, ублюдок! Где ты?! Где ты?!

Врезавшись животом в угол обеденного стола, за которым целую вечность назад они с Шерлоком сидели друг против друга, пытаясь выжить каждый в своем кошмаре, он обессилено повалился на его гладкую плоскость и глухо завыл, пугаясь голоса, полного нечеловеческой муки.

Санти поднял дрожащее тело, забившееся, затрепетавшее в его крепких руках, и прижал к груди.

— Успокойся. Я рядом.

***

Свое превращение в невозмутимого, готового на всё убийцу, Сантино не удивляло — он стал им уже давно. Удивительным было то, что он смог так самозабвенно, так неистово полюбить. Полюбить демона, которого, по большому счету, обязан был, не раздумывая, уничтожить, так как с первого взгляда понял, кто перед ним стоит.

Садерс Ремитус являл собой новую ипостась отца, которого Санти зарезал, дрожа от сладострастного восторга и ярости. Он по самую рукоятку вонзил разделочный нож в его поджарый живот и оставил истекать кровью на гравиевой дорожке, ведущей к дому. Там, в роскошной спальне, затравленная до состояния бессловесной зверушки женщина, мать двенадцатилетнего Сантино Руты, с ужасом ожидала очередной порции боли и унижений.

Потрясенные глаза и черный, округлившийся в немом крике рот, так часто изрыгающий проклятья в адрес худенькой слабой женщины, ещё долго стояли у него перед глазами, наполняя сердце мучительным наслаждением.

Когда он резко выдернул лезвие из податливой мякоти, кровь весело побежала по тонкому шелку рубашки, и отец, не издав ни единого звука, рухнул, зарывшись лицом в добросовестно отобранные мелкие камешки.