Стон (СИ)

Убрать постель, умыться. (Как мягко и сладко спалось… Какая чистая, прохладная вода…).

Надо купить халат. Обязательно! И новая пижама не помешает.

Кофе. Горячий, крепкий.

Кофе, который варит для него Шерлок.

Шерлок.

Кружится голова, ноет каждая косточка.

…Шерлок варит кофе в их кухне.

И что там, интересно, принесла миссис Хадсон?

*

Проклятье! Как он не помешался, слушая тихий, бесцветный голос?!

В Джоне боролись два ослепленных эмоциями существа — готовый прикончить на месте воин, которого Шерлок ещё не знает, которого он ещё ни разу не видел, и, дай бог, никогда не увидит, и задыхающаяся от нежности нянька, готовая прижимать к груди и баюкать доверенное ей чудо жизни, удивительное и до слёз любимое.

Теперь Джон знал всё, от начала и до конца.

Шерлок не прятался за намеки, говорил откровенно и очень больно. Так больно, что сердце жалко стонало, не справляясь с отчаянием.

Каким всё это время было его лицо, Джону представлялось с трудом, но, видимо, таким страшным, таким перепаханным и изрытым страданием, что Шерлок вдруг замолчал, резко прервав свой монотонно-кошмарный рассказ, а потом произнес, отвернувшись к окну: — Ты можешь уйти. Я пойму.

Эти нелепые слова вышибли Джона из дружелюбных объятий кресла. Он метнулся к окну и дернул в стороны тяжелые полотнища штор. Надо срочно впустить сюда свет. Много света. Потоки света.

— Неужели некому было тебя защитить?! Твой брат… Этот полицейский, этот инспектор… Ты же сказал, что он… Неужели они…

— Джон, — невозмутимость Шерлока сводила с ума, — ты не понял? Это было невозможно.

— Родственник миссис Хадсон. Все эти люди. Столько смертей… Господи! И ты…

— И я, трусливый сукин сын, так и не решившийся остановить его. Я знаю, Джон, что до конца жизни мне не выплатить этот долг. — Шерлок поднялся.— Извини, мне надо побыть одному.

Сделал шаг и остановился, не зная, куда идти…

Джон подошел и встал рядом. И обнять бы его, да не так поймет. Шерлок сейчас всё может понять не так. Услышал же он упрек там, где место только муке и боли. Среди чертовой прорвы слов, придуманных человечеством за эти тысячелетия, Джон не находил ни одного правильного, способного выразить всю силу своей любви, своей готовности отдать жизнь, своего страха, что ни дай бог это бесценное, дорогое тело хоть раз ещё почувствует унижение.

Его красноречия хватило только на короткую, тусклую фразу: — Не слишком ли долго ты был один?

Шерлок посмотрел внимательно и недоверчиво. — Ты хочешь сказать…

— Я хочу сказать, что люблю тебя больше жизни.

Наконец-то.

***

Опасность настолько реальна, что на всякий случай он звонит Гарри — рассказать, что у него всё хорошо, что он нашел настоящего друга, которым очень дорожит, и настоящий дом.

Если случится непоправимое, Гарри должна помнить, что он был счастлив.

***

От его слов Шерлок сразу обмяк. Лицо утратило скульптурную резкость, глаза потеплели и наполнились умиротворяющим светом.

— Любишь?

— Да. И не говори, что это тебя удивило. Ты с первой минуты всё знал. Знал?

— Знал. Но боялся поверить.

Шерлок неловко и растерянно мялся, переступая с ноги на ногу, потирая пальцы, сжимая губы. И ничего не говорил о своих чувствах.

«Боишься меня запачкать собой? Ну и ладно, молчи. Я и без этого знаю, что ты теперь мой».

— Джон…

«Не надо, Шерлок. Я знаю. Дай время, и в руках своего верного Джона ты обо всем забудешь. Будешь помнить только любовь. Засыпать и просыпаться в любви. Но есть ли у нас это время».

— Где он сейчас?

Шерлок взглянул с благодарностью: Джон не ждал ответных признаний, не настаивал на клятвах и заверениях.

Удивительное сокровище Джон. Как его спасти, как уберечь?

Он качнул головой. — Не знаю. Джон, этот человек смертельно опасен. И власть его безгранична. Абсолютна.

— Такое бывает?

— Как оказалось, да. Поверь, я потратил на него слишком много времени, чтобы не быть в этом уверенным. Он живет по своим законам и подчиняет им всех, кто может быть ему хоть в чем-то полезен. Легко, не прилагая усилий. Дьявольски умный, могущественный, одаренный, порочный. Тебе известна сила порока, Джон? Эта сила не знает равных. Порок столь притягателен, что в радиационное поле его обаяния попадает каждый. Без исключения.

— И ты?

— И я.

Ревность ударила хлестко и метко: в самое сердце. Джон невольно передернулся и спрятал глаза — Шерлок не должен увидеть этот глубинный предательский мрак.

Но Шерлок увидел.

— Этому невозможно противиться, Джон. Ты знаешь, что перед тобой убийца, безжалостный и циничный, может быть, самый опасный из всех существующих, потому что неотразим в своем дьявольском очаровании. Он губит, играя. Вокруг него столько насилия, столько смертей, что в какой-то момент перестаёшь верить в их реальность и уже не ведёшь им счет. Более того, для тебя всё это становится извращенной нормой. Ты ненавидишь его так яростно, что разрывается сердце, но не признать его силы не можешь. Не получается. Он становится частью тебя, и это самое страшное. Он убивает, а ты уверен, что убиваешь ты. Не знаю, как тебе объяснить… Это надо почувствовать.

— В твоем голосе восхищение.

Шерлок горько усмехнулся.