Стон (СИ)

— Не кипятись. — Сад вылил остатки водки в стакан, закинув опустевшую тару в угол гостиной, и в попытке справиться с выбросом несвоевременного веселья прижал ладони к лицу. — Господи, как мне плохо, — выдохнул он сквозь пальцы и не сдержался — прыснул, закашлявшись омерзительно влажно. Рот наполнился вязкой слизью: ни выплюнуть, ни сглотнуть. Привкус крови и пота преследовал, казалось, навеки забив вкусовые рецепторы, даже водкой не заглушить. — Это я о своем… И, бога ради, перестань, наконец, ходить кругами. Присядь, отдохни.

— Пошел нахер. Я не в пятизвездочном отеле.

— Как знаешь. — Садерс привстал, дотянулся до ополовиненной бутылки вина и с торопливой жадностью принялся пить прямо из горлышка. Тщательно вытер рот и взглянул — мутно и пьяно, но с большим интересом. — Так что же плохого в предсказуемости, рыцарь Джон? Для меня предсказуемость всегда являлась синонимом незыблемости и стабильности. А для тебя?

Джон промолчал, болезненно морщась — ему было не до философского трепа.

«Кажется, всё это закончится жаром».

— Насколько предсказуемо ты на меня набросился? Ведь это ты набросился. Красиво. И очень чувственно. Странно, что виноватым вдруг оказался я. Ты всегда так воинственно агрессивен? Так неуправляем? И так… опасен?

— Бывает. И не советую провоцировать меня снова. Даже теперь.

Измученное тело требовало покоя, и Джон все-таки опустился на стул — поближе к слабо тлеющему камину, подальше от Садерса, любовно прижавшегося щекой к гладкому стеклянному боку.

— А ведь я в тебе не ошибся, Джон: ты самец. — Тонкие губы тронула торжествующая ухмылка. — Обыкновенный самец. Самец обыкновенный… Самец, у которого кто-то решил оспорить добычу, и он мгновенно выпустил смертоносные когти. От тебя несёт голодным и жаждущим совокупления животным — так остро, что вздыбливается щетина. Я хорошо знаю и этот запах, и эту жажду. Застоялся? Давно никого не мял? И на это мой мальчик так рабски запал?! Ах, Шерлок… Неизменно тянется к риску. Ты же его захватишь. Ты настоящий захватчик, Джон, разве же я не вижу? Вцепишься в его тело. Вопьешься в пах. Сволочь.

— Я на руках его буду носить, — улыбнулся Джон, стараясь не выдать ненависти и жалящей боли, стремительно заливающей плечо и шею. — Любить. Жалеть. Восхищаться. Держать его за руку — не дай бог удерёт! Я буду рядом всегда. Ты не смог, а у меня это точно получится. Знаете, господин Ремитус, как нежны и преданны бывают самцы? И знаете, как вы мне осточертели?

— Самоуверенный ублюдок. — Сад побледнел от бешенства. — Почему ты меня не прикончил?! Ведь ради этого я тебя и привез. Ради этого позволил осквернить дом, где мы… Есть, пить за моим столом… Почему ты меня не добил — ведь тебе так страстно, так невыносимо этого хотелось? Струсил?

— Я больше не убиваю. Хватит. Тебе ли меня не понять? Ты же сам и таракана сейчас не раздавишь.

— Ненавижу тараканов… — бессвязно забормотал Сад, поднося бутылку к глазам и рассматривая неброскую этикетку. — Бургундское… Омерзительное вино. Где эта хуева водка? Ненавижу тебя, ненавижу Шерлока… Всех. Нет, его люблю. Сильно. Но так… бесполезно. И так смешно.

Джон поднялся, и, стиснув зубы, с трудом подавил болезненный возглас. Перед глазами вспыхнули радужные круги.

«Плохо. Очень плохо. Только бы не свалиться здесь, в гребаном пряничном домике. Черт его знает, что ещё приготовил для меня этот плейбой. Глупо недооценивать противника, тем более — такого: он по-прежнему очень опасен. И, в отличие от меня, не один. Где-то неподалеку его преданный пес, только и ждет сигнала».

— Наш разговор напоминает затянувшийся бред, ты не находишь? — Ему было противно вновь подключаться к недостойной игре, но речь шла о Шерлоке, которому он обещал вернуться — для этого Джон готов был подыграть даже всем демонам ада. Только бы хватило сил, а они покидали его слишком быстро. — Быть может, достаточно? Если у тебя не осталось ко мне вопросов, и если ты не собираешься меня доедать, я бы поехал домой — мне нездоровится.

— Поезжай, — равнодушно согласился Сад, неловко выбираясь из-за стола и направляясь в сторону кухни. — Проваливай. Дай спокойно напиться и сдохнуть. — Он обернулся, останавливаясь на полдороги. — Ты знаешь, каково это: ни разу больше не прикоснуться к нему? Ты не знаешь… Такси скоро будет.

Сердце сделало сумасшедший кульбит: не может быть, чтобы было настолько легко. Есть подвох, есть. Почти невменяем, пьяно шатается, грузно опираясь о мебель, но юношески гибок, отточен со всех сторон. Зверь, готовый отгрызть себе лапу, лишь бы вырваться на свободу. В любую минуту изменит маршрут и окажется рядом — выдохнет в лицо всю свою предсмертную горечь. А силы уже не равны. Сил вообще не осталось.

— Какая забота! Не знаю, как отблагодарить.

— Знаешь, но не отблагодаришь.

— И напоследок даже не захочешь убить?

Все-таки его занесло. Зачем?! Никакой гребаной выдержки!

Сад понимающе хмыкнул.