Стон (СИ)

Но сдаваться Шерлок не собирался. Не в его правилах. А как бороться с тем, о ком ничего не успел узнать, и о ком едва ли узнает, находясь в этой уютной, теплой ловушке, не представлял. И о какой борьбе вообще могла идти речь?

Настоящий тупик.

Боялся ли Шерлок?

Боялся.

Слишком он молод. Выбор между жизнью и смертью был невозможен. Шерлок уже выбрал жизнь…

*

Тихий стук отозвался болью в утомленной бессонницей голове. Шерлок задремал лишь под утро, и спал не более получаса.

Тело отозвалось на стук испуганной дрожью. Ладонь невольно коснулась рта.

Воспоминания о горьковатом семени, которое он невольно слизал со своих губ, вызвала болезненный спазм в желудке. Голова закружилась, и потемнело в глазах — за ужином Шерлок почти ничего не ел, а пил непривычно много.

Хотелось под горячий душ, хотелось крепкого кофе. А потом можно встретиться лицом к лицу с человеком, для которого он всего лишь прихоть, легкая добыча, игрушка. Сломать не жалко — он ломал, и в этом Шерлок не сомневался, сотни таких игрушек…

В комнату вошел вчерашний гламурный красавец, свежий, невозмутимый, безукоризненный. Только вот тени под глазами да едва заметная горькая складка у рта… Шерлок догадался, что видит перед собой очередную, но явно добровольную жертву хозяина дома.

— Господин Рэмитус просил передать, чтобы вы завтракали без него, — тихо сообщил молодой человек и повернулся, чтобы выйти из спальни.

— Рэмитус? — остановил его Шерлок вопросом.

— Да. Садерс Ремитус.

— Садерс Ремитус? — изумился Шерлок. — Любопытно. Это настоящее имя? Вы у него…

Но красавчик, носивший не менее странное и непонятное имя Ди, уже повернулся к нему спиной, и Шерлок понял, что тот скорее умрет, чем скажет о своем хозяине хотя бы слово, кроме тех, что ему дозволено или приказано говорить.

Дверь тихо закрылась.

*

Горячий душ ослабил напряжение и придал Шерлоку сил. В платяном шкафу нашлось белье высокого качества и ровная стопка белоснежных рубашек. Пиджака надевать он не стал, и спустился в столовую, глупо чувствуя себя сказочным героем в заколдованном замке.

Унизительно и вызывающе пошло, но приходилось играть по правилам хозяина дома, который, как видно, продумал каждую деталь разыгрываемой… мелодрамы, драмы или трагедии?

Это Шерлоку предстояло узнать очень скоро.

Даже кофе, о котором он недавно мечтал, вызвал кривую усмешку: представление не выходило за рамки сценария.

«А теперь, по законам жанра, этот таинственный Садерс Ремитус не появится здесь несколько дней, и я окончательно почувствую себя Диснеевским персонажем», — раздраженно думал Шерлок, выпивая вторую чашку.

Но Садерс пришел.

Небритый, с глазами, мутными от пьяной бессонницы, в льняных жеванных брюках, свободно обтекающих стройные бедра, и распахнутой на груди рубашке он внезапно возник в столовой и замер в дверях, молча рассматривая своего постояльца.

Сердце заколотилось, посылая к щекам горячий прилив. От Садерса исходили волны смертельной опасности. Шерлок ощутил её мгновенно всей покрывшейся испариной кожей, почувствовал её тяжелый, огненный дух.

Оказалось, что он совсем, совсем не готов отразить удар.

Как защитить своё тело от предстоящего натиска, Шерлок не знал. Ему ещё не приходилось делать подобного. Вновь промелькнула мысль о театральности ситуации, о её неестественности и бездарной наигранности.

За одно мгновенье Садерс оказался позади него и прижался к спине. Обхватив ладонями голову, с тихим, горестным стоном запустил пальцы в непросохшие кудри и, уткнувшись лицом в макушку, глубоко втянул запах волос и кожи.

— Шерлок, — выдохнул еле слышно, захватив губами несколько прядок, с упоением их посасывая, пробуя на вкус. — Шерлок…

Он прижался ещё теснее, и Шерлок отчетливо услышал громкий, прерывистый стук — сердце Садерса бесновалось.

Выпустив изо рта мокрые прядки, мужчина вновь склонился к макушке, грубо потерся небритой щекой, подбородком, и всхлипывая, прошептал:

— Люблю тебя, мальчик мой… Люблю… Мой единственный… Мой желанный… Я очень сильно тебя люблю.

И, резко отпрянув, быстрым шагом покинул столовую.

***

Остатки ночи Сад провел у подножия трона, привалившись к сиденью усталой, затекшей от неудобной позы спиной, и беспрестанно думая о Шерлоке.

Мечтал, грезил, дрожа от возбуждения и внезапно охватившей слабости.

Он раздвигал лежащему на кровати Шерлоку ноги и, навалившись всей возбужденной тяжестью, прижимался лицом к обнаженному животу; целовал и лизал грудь, дразнил языком соски, а Шерлок крепко сжимал бедрами его сильное тело и еле слышно шептал, умоляя о чем-то бесстыдно-прекрасном, одурманивая, завораживая, забирая остатки рассудка…

Горло сжимал молчаливый крик, и Садерс часто дышал, обжигая губы сухим, воспаленным жаром.

И вот уже перед ним гибкая, беззащитная спина, в которую так легко вонзить нож, раз и навсегда избавившись от изнуряющего, выматывающего желания. Но у Садерса нет ножа, у него только губы, и он прижимает их к гладкой коже, едва не плача от счастья.