Стон (СИ)

Рассматривая сидящего напротив Шерлока и каждым нервом чувствуя его смятение, Сад пожалуй впервые в жизни захотел стать обыкновенным. Рядовым человечком с тихой и скромной любовью, с примитивной страстью, заученной веками и записанной на звездных волнах Вселенной. Только бы счастливым. Только бы нужным. И любимым.

Счастья ему хотелось больше всего на свете.

Неужели всё в этом мире так просто? Садерс недоумевал. Даже будучи молодым, отчаянным Рэмом он всегда стремился к исключительности. Скучный обывательский уют не привлекал его никогда. Лишь матери и Бонне прощалась монотонная тишь. Им было дозволено всё.

Но блистательному, потрясающему Рэму требовались вершины. К ним он и летел с небывалой скоростью, не зная ни одного падения.

Для чего было нужно все это? Чтобы сейчас изнывать от простого до тошноты желания — увидеть на лице сидящего напротив мужчины не настороженность и ожидание нападения, а понимающую улыбку: «Знаю, знаю, что ты меня любишь. Я тоже тебя люблю…»

Подойти расслабленно и свободно, не сжимаясь в тугой комок, коснуться темных забавных колечек и замереть от восторга и нежности, чувствуя, как льнёт к ладони теплый затылок.

Ничего этого Шерлок ему не даст. Не даст даже покорности, вызывающей сладкую дрожь возбуждения. И умолять бесполезно. Оставалось только одно: отнять, вырвать с кровью и насладиться малыми крохами.

Дьявольское наваждение!

Вот когда и где рухнул на землю стремящийся ввысь Рэм Гримальди. Затаившийся в нем необузданный Садерс притянул его к пропасти в миг, когда Рэму понадобились власть и рабское преклонение, а в саму пропасть он полетел тогда, когда ему понадобилась любовь.

*

— Ты не голоден?

— Я мало ем. — Шерлок пригубил бокал и сделал глоток, этим простым и обыденным жестом вызвав у Садерса жаркий прилив крови к промежности.

Разве предполагал он, что способен на такое желание? Что оно превратит натренированное, красивое тело в растекающуюся субстанцию, годную лишь для того, чтобы хотеть, хотеть, хотеть. И бояться.

Господи, да в любой другой ситуации он давно бы уже кончал в грубо растянутое тело, ни думая и не заботясь ни о чем, кроме собственного насыщения.

На Шерлока он боялся даже смотреть…

Дьявольское наваждение!

— Нравится тебе вино?

— Нравится.

— Но все остальное — нет.

— Бифштекс недурен.

Садерс вымученно рассмеялся. Сердце стучало так громко, что хотелось прижать ладони к груди, чтобы заглушить этот пугающий звук.

— Хорошо держишься, Шерлок. Поговорим?

Шерлок пожал плечами, но промолчал, продолжая пить.

— Ты попал в необычное положение, верно?

— Приходится это признать, — ответил Шерлок, обжигая Садерса полыхнувшей во взгляде ненавистью.

«Как не хочется ему здесь находиться! Интересно, трахать того, кто тебя ненавидит — каково это?»

— И ты понимаешь, что никогда не покинешь это… райское место.

Шерлок осторожно поставил бокал на стол. Ненависть исчезла из его взгляда, и на смену ей пришло любопытство.

— Как вы себе это представляете? Я не безродный бродяга. У меня есть семья, которая вскоре начнет бить тревогу, не получив от меня вестей.

Садерс расхохотался громко и искренне.

— Мальчик мой, это смешно. Ты думаешь, это меня волнует? И уж тем более, меня это не пугает. Пусть ищут. А ты будешь здесь, со мной. Я так решил. Я так хочу. И это не обсуждается.

Он вышел из-за стола и прошелся по комнате, не приближаясь к Шерлоку, но чувствуя его тепло даже на расстоянии.

— Потом, когда ты… привыкнешь ко мне, мы уедем из этой дыры. Англия — не самое лучшее место для счастья.

— Счастья? — Шерлок казался искренне изумленным и этим вдруг сильно Садерса разозлил.

Что позволяет себе этот щенок?! Кого он тут из себя корчит?! Посажу на цепь, будет скулить и ползать у ног.

И тут же остыл — не будет скулить. И не посажу…

— Не пытайся меня оскорбить. Я очень обидчив, и пока не сделал тебе ничего плохого. Если не считать того, что мастурбировал, мешая тебе отдыхать.

Садерс вновь уселся за стол, поднимая бокал в символическом жесте и выпивая вино до дна.

— Что скажешь ты, если завтра я помечу твои губы не собственной спермой, а чьей-нибудь свежей кровью? Если я плотно набью Лондон трупами? По самое небо. Ваше серое, гнилое небо. Твоя непорочная задница стоит столь многочисленных жертв?

— Это грязный шантаж. — Шерлок старался не терять хладнокровия, но губы дрогнули очень заметно, и побелели щеки.

Садерс самодовольно усмехнулся и откинулся на спинку стула.

— Да, мой мальчик, это грязный шантаж. А я — грязный шантажист. Почему ты здесь? Сидишь за этим столом, пьешь это вино и терпишь моё ненавистное общество? Потому что понял: остановить меня невозможно. Ты видел столько безумия. Знаком с его мерзким смрадом. С его пустыми глазами. Загляни в мои глаза… Там ничего нет, кроме похоти. И эту похоть вызвал во мне ты. Поделим ответственность пополам?

Шерлок молчал, кусая губы.