Сад ненавидел свою любовь. Свои мечты. Своё покорное тело. Он устал. Всего за несколько дней устал больше, чем за всю свою жизнь, в которой было всего так много, но никогда ещё не случалось любви. Мучительно-сладкой и мучительно-горькой, ставшей его возмездием, легко и просто доказавшей, что душа, существование которой он так яростно отрицал, у него всё-таки есть. И она больна.
— Не хочу больше жить, — прошептал он, закрывая глаза. — Не хочу.
*
Шерлок тщательно мылся, покрывая тело душистой пеной, скользя по гладкой коже ладонями и вздрагивая от собственных прикосновений. Это тело он рассматривал с ледяным любопытством , зная, что скоро оно станет ему чужим, и, конечно же, оно было очень красиво. Каждый изгиб, каждая впадинка были совершенны; колени и локти, запястья и щиколотки, живот, бедра… Что ж, неплохая цена за чьи-то судьбы, находящиеся в его власти.
Безразличие было полным и даже приносящим подобие удовольствия. Бессмысленная борьба его утомила. С кем? И зачем? Ещё там, на Бейкер-стрит, всё стало понятно. Иногда бывает и так. Иногда выбора вовсе не существует. Приходит однажды кто-то, и ты оказываешься в маленьком домике с незапертыми дверьми.
И ты никуда не уйдешь.
И то, что с тобой собираются сделать — не самая страшная в мире вещь.
*
Он без стука вошел в полутемную комнату, найти которую оказалось не сложно. Огромная кровать занимала большую её часть, и оттуда, из беспорядочного вороха подушек и пледов, раздался безжизненный голос.
— Убирайся к чертовой матери.
— Это я.
— Блядь! Вон, я сказал.
========== Глава 11 Поверженные ==========
Три дня Сад не выходит из комнаты. Три дня ничего не ест и пьет только кофе, который бесшумно скользящий по дому любовник оставляет под дверью.
Этих приступов странного затворничества Ди не понимал никогда. Что за безумие? Но принимал их смиренно. Помешательство? Все равно. Пусть сумасшедший, пусть даже убьет, лишь бы впустил… Но Сад его не впускал, а на робкое постукивание и еле слышное «Сад…» лишь злобно рычал.
Садерс скучал по Шерлоку, и сердце сжималось от горечи. Увидеть хоть на секунду холод прозрачных глаз, усмешку красивых губ, единственное прикосновение к которым не давало покоя ни днем, ни ночью, оставив после себя пылающий след.
Чертово сердце, вырвать бы тебя из груди!
Он казался себе омерзительно грязным со своим истерзанным задом, и жалким — со своей внезапно нахлынувшей страстью. Таким приблизиться к Шерлоку он не смел даже в мыслях. Надо отлежаться, зализать раны, прийти в себя.
Вон, сказал он ему…
Боже, да он будет целовать его ноги, вылизывая, как преданная собака, и благодарно поскуливать, что позволили сладкую близость. Что бы ни говорил он Шерлоку перед этим, каким бы презрением ни обливал, только ужас отказа и отчаяние переполняли его всё это время.
Убить… Убить он готов хоть сейчас. Любого. Например, перерезать горло покорному Ди, чтобы Шерлок наконец осознал, насколько сильно он свел несчастного Сада с ума. Он ни разу ещё никого не убил. Это делали за него другие. Делали с радостью, только бы заслужить похвалу, одобрительный взгляд, еле заметный изгиб ироничного рта.
Безгрешный злодей.
Сила его магнетизма была велика. Как и сила мужская. Зверь, всегда готовый к случке. Щедрый на небывалый оргазм.
Сад перетрахал их всех. Покорные рабы Великолепного Члена. Слабаки. Барахло.
Ни один не был нужен, но именно это вызывало их особенный интерес.
С Шерлоком такого не будет. Нет. И сколько бы раз он ни кончил под ним потом, распятый на взбитой постели, он не полюбит Садерса никогда.
Не полюбит…
И не в насилии дело. При чем тут насилие? Ди… Сад слабо улыбнулся воспоминаниям. Ди кусался, как бешеный пес, расцарапал в кровь его спину и плечи, а спустя пару дней стонал и едва не плакал, до последней капли высасывая сперму из налитой головки, готовый никогда не выпускать её изо рта.
Но Ди был красивой игрушкой, которую захотелось проверить на прочность. А Шерлок — полное поражение, сумасшествие, и ради него он готов рвать глотки миллионам таких, как Ди.
Время от времени Сад впадал в забытье, погружаясь в беспросветный мрак полусна, полуяви, и всё звал, звал Шерлока, не получая ответа. Искал его в этом мраке и не находил. Он был измучен, разбит и казался себе смертельно больным.
«Пожалей меня, Шерлок. Пожалей хоть немного. Мальчик мой, моя любовь…»
***
Эти три дня были для Шерлока адом, и прежде всего потому, что не понимал. Не понимал ничего. А когда Шерлок чего-то не мог понять, это становилось худшей из всех существующих пыток. Его тело могло многое выдержать — боли он не боялся. Но разум вскипал, если на вопрос не находился ответ, или не решалась задача.
И это был именно тот случай: ни ответа, ни решения.
Садерс выгнал его из комнаты и больше не появился.
Почему?
Что, ещё более страшное, он задумал?
Чокнутый. Совершенно чокнутый и смертельно опасный…
Шерлок метался по дому, теряя остатки самообладания. Ему мерещились трупы, мертвые лица и кровь. Реки крови, текущие по улицам Лондона.