Стон (СИ)

— Параноик. Жалкий, зацикленный на похоти неудачник, — прошипел Шерлок. — Неужели ты и в самом деле настолько в себе уверен? — Он недоуменно тряхнул головой. — Сад, ты карикатурно смешон. Сластолюбец на пороге приближающейся импотенции, гордящийся мокрыми, обтраханными трусами.

— Шерлок, остановись. — Он быстро поднялся, едва не задохнувшись от оскорбительных слов. Каждое попадало в цель: уничтожало, прессуя, утрамбовывая, ровняя с землей, очень быстро лишая самоуверенности и превосходства. Дорогой костюм, галстук чистого шелка, идеальный треугольник платка казались ему маскарадным тряпьем. Сад пожалел, что не приехал сюда в старых потрепанных джинсах. Во всяком случае, он не выглядел бы сейчас утонченно старым. Растерянность его была так же очевидна, как и злое удовольствие Шерлока при виде этой растерянности. — Ты балансируешь на грани. То, что мы на твоей территории, ничего не меняет. Ты мой.

— Твой? Твои в этом доме только трусы, в которые ты недавно кончал, как уличный пес.

Шерлок мстительно рассмеялся.

«Сейчас мы друг друга убьем».

Но он готов был умереть, лишь бы в последнюю свою минуту удостовериться, что ненавистное тело наконец испустило дух.

Они стояли друг против друга, и, как две натянутые тетивы, готовые были в любую секунду выпустить стрелы переполнявшей их ярости. Оба знали, что на этот раз не будет ни победителя, ни побежденного.

От переизбытка адреналина трясло.

Один крошечный глоток прохладной воды, всего один…

И Шерлок тронул пальцами губы.

Глаза готового к атаке мужчины широко распахнулись, и он беспомощно замер, не в силах отвести взгляда от искушающе близких губ. И уже в следующее мгновенье алчно к ним присосался, неосторожно срывая зубами тонкую кожицу и сглатывая капельку крови.

— Я люблю тебя… люблю, — прошептал он, слегка отстранившись, и нежно коснулся пальцами заметно припухшего рта, невольно повторяя жест, сразивший его наповал.

Отвращение рванулось из скрученного спазмом желудка, и Шерлока стошнило к ногам разнеженного любовника. Он со стоном обхватил себя поперек живота и, согнувшись, снова исторгнул желчь и остатки кофе.

Казалось, это не кончится никогда. Он сплевывал вязкую слюну, горько-соленую от желчи и слез, и утробно, незнакомо стонал, покачиваясь на ослабевших ногах.

Сад ошеломленно смотрел на дрожащее тело, не в силах поверить, что этот приступ гадливости вызвал именно он: его поцелуй, его прикосновение.

— Что с тобой?

— Уйди, — простонал Шерлок, и его вновь скрутило от подступающей к горлу мути.

Это не могло быть правдой. Садерс ушел на кухню и вновь опустился на стул, где совсем недавно с трудом приходил в себя после пережитого удовольствия. Сейчас то, что он проделывал, сидя за этим столом, показалось смехотворным и жалким.

Новый трон Садерса Рэмитуса?

Дьявол, до чего же он опустился!

Унизительно онанировать на глазах того, кого прямо сейчас можно кинуть на заблеванный им ковер и отодрать жестоко и грубо. До крови. Выебать как скотину, а потом пинками загнать в машину и увезти отсюда к чертовой матери. На место.

Он решительно поднялся и вернулся в гостиную.

Шерлок сидел на диване, обессилено запрокинув голову и безвольно уронив на колени ладони, показавшиеся вдруг Саду очень большими и непомерно тяжелыми.

Господи боже… Жалость и любовь к нему неистребимы, что бы ни делал он, и что бы ни говорил. Но поддаваться этому наваждению больше нельзя. И так уже самоуверенному говнюку дозволено больше, чем можно вообразить.

— Собирайся, да поживее. Я голоден и утомлен. Хочу снять наконец свои обтраханные трусы и полежать в теплой пене. Вместе с тобой. А потом пообедать. И выпить коньяку возле растопленного камина. — От перечисленных удовольствий сладко дрогнуло сердце, и обида слегка отступила. — Тебе будет со мной хорошо. Ты привыкнешь, поверь. Я верну…

«Я верну, ради тебя верну Рэма Гримальди, сумасшедшего, бесшабашного, веселого Рэма. И ты удивишься. Я уничтожу Садерса, и даже воспоминаний о нем не останется. Рэм зацелует, согреет твои холодные губы, и ты сойдешь с ума от любви».

— Нет.

— Господи, Шерлок, — зачем-то продолжил он его уговаривать, с трудом подавляя желание схватить строптивого гордеца за волосы и выволочь отсюда на улицу. — Не так уж я и ужасен. Богат, красив, известен.

Шерлок выпрямился и усмехнулся. — Богат. Известен. Отвратительно богат и отвратительно известен. В тебе отвратительно всё. Каждое твоё прикосновение. Каждый твой жест. Засыпать и просыпаться с тобою рядом? Лучше уж в пекле с самим Сатаной! С кем угодно, с последней мразью, только бы не с тобой.

В голове взрывались сосуды, заливая бешеной кровью мозг, отказывающейся воспринимать оскорбление. Свернуть глупцу цыплячью шею и швырнуть на обгаженный ворс. В который раз он осмелился вцепиться наглыми пальцами прямо в сердце?!

С кем угодно, говоришь? Кого ты видел, избалованный аристократик?

Какого-нибудь прыщавого пачкуна, отсасывающего тебе в мужском туалете и трясущегося от страха, что застукают и поставят в угол? Тебя хоть раз по-настоящему согнули, ткнув красивым личиком в зассанный унитаз?