Стон (СИ)

Садерс замер от молниеносно пронесшейся мысли.

С кем угодно, говоришь?

Ну вот и решение.

Невыполнимых задач не бывает, это Рэм узнал уже очень давно.

Ах, Шерлок, Шерлок… Что ты наделал, мой обожаемый мальчик? Нельзя подводить Садерса Ремитуса к самому краю. Опасно.

Шерлок сразу же уловил в спокойном голосе незнакомые нотки, и мрачное предчувствие больно царапнуло душу.

— Ты жестоко обидел Рэма, и за это будешь наказан.

— Я не знаю никакого Рэма.

Как жалко и потерянно прозвучали слова, как испуганно стукнулось о грудную клетку сердце…

— Я не знаю никакого Рэма, — повторил он, чтобы заполнить гнетущее, давящее молчание.

— Ты и Сада ещё не знаешь. Мой дорогой.

***

Личный месяц Шерлока подошел к концу.

========== Глава 18 Начало ==========

Больше не было страха.

Не было.

Сам не желая того, Садерс, словно гигантская губка, впитал и страх, и его отравляющие миазмы. Отвратительное представление неожиданно обернулось мощной дозой противоядия, и Шерлок вместе с желчью выблевал на ковер не только воспоминания о собственном унижении, но и пожирающий душу страх. Он совершенно точно знал, что стоит на пороге чего-то ещё более чудовищного, чем пережитое в маленькой уютной ловушке. Но так же хорошо он знал, что испугать его уже невозможно.

Разве что доломать.

В свою силу Шерлок больше не верил. Да и была ли она? Легко выглядеть сильным, с любопытством заглядывая гиене в глаза, слушая её леденящий хохот и зная, что уж тебе-то в горло она точно не вцепится.

А вот вцепилась…

И дрожь в коленях, и холод ладоней, и туман в голове, и неспособность принять хотя бы одно решение сразу же показали, насколько он уязвим и беззащитен в своем страхе даже не за душу, нет… За плоть, которая так прекрасна, и которую нестерпимо жаль потерять. Пусть растоптанную и вывернутую наизнанку, пусть кровоточащую и больную.

Свою слабость он принял легко. Человечество переполнено слабостью, и Шерлок покорно примкнул к большинству: истинных героев он пока не встречал. Собственные попытки выглядеть сверхчеловеком казались теперь кривляньями уличного паяца.

Колосс на глиняных ногах — ткнули пальцем, и тут же рухнул.

Жестокий урок.

Но насколько покорно он смирился с тем, что никогда не был по-настоящему мужественным, настолько яростно все это время сопротивлялся он страху. Страх Шерлок ненавидел, и эта ненависть уничтожала его даже больше, чем сам источник.

Избавившись от этого бремени, он впервые за последние месяцы сделал глубокий вдох, и его легкие, прежде забитые смрадом, наконец-то наполнились свежестью.

Что именно приготовил для него отвергнутый и униженный им любовник, Шерлок представить не мог, но чем бы тот не решил потрясти его в этот раз, страха он больше никогда не увидит.

*

Торопясь так, будто каждая минута промедления может стать для него последней, Шерлок принял душ, оделся, впервые не заботясь о том, насколько небрежно выглядит не заправленная в джинсы рубашка или наспех накинутая петля помятого шарфа, и почти бегом покинул квартиру.

На миг он застыл на пороге, словно палящими солнечными лучами ослепленный светом небогатого красками дня, и, не оглядываясь по сторонам, устремился вперёд.

***

За всю дорогу Садерс не проронил ни звука. Тяжесть его молчания была так сильна, что невозмутимый Сантино покрывался холодным потом и едва заметно поводил плечами. Плечи заболели минут через пять — настолько физически ощутима эта тяжесть была.

Всем произошедшим Сад был раздавлен как хрустнувшая под ногтем вошь. У него больше не осталось иллюзий: ничего, кроме отвращения, Шерлок к нему не испытывал. Осколки жалкого бреда, в котором он и его возлюбленный были счастливы и близки, исполосовали сердце невидимыми порезами, и оно нестерпимо горело.

Загаженное белье напоминало о недавнем позоре, и со дна души поднималась гнилая муть. Он не мог дождаться минуты, когда окажется в доме, перед дверью, не имеющей больше ключа. Но теперь это не было для него проблемой — если надо, он вскроет эту чертову дверь зубами, и войдет в свою тайную комнату, вдохнув воздух заброшенности и забвения.

И Трон, терпеливо ожидающий своего торжества, разорвет наконец его никому не нужное тело.

И он истечет черной кровью, отравленной любовью и непонятным страхом, заливая ею подножие своего былого величия.

И подохнет. Повиснет на гигантском искусственном члене, словно нанизанная на вертел свинья.

Жажда смерти была огромна.

Но, подъезжая к дому, Садерс сходил с ума от желания вернуться назад — в скромную чистенькую квартирку, к солнечной кружке и теплому сумраку, умоляя дать ему шанс, целуя холодные пальцы, так страстно мечтающие сомкнуться на его кадыке.

Он знал, что не сможет убить себя, пока тот, кто адски его измучил, продолжает жить и дышать; он понимал, что закончит свои дни в психушке, если хотя бы частично не избавится от затмевающей разум обиды. И только одно способно ему помочь — уверенность, что тому, кто так безжалостно её причинил, больнее стократ.

***

Шерлок не мог надышаться Лондоном.